Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не только к нам, – уточняет Беатрис. – Эта граница пересекает Бретань сверху донизу. И еще край Испании, Великобритании, западный выступ Африки…
– Конечно. Но люди, что устремились сюда, почему-то предпочитают берег моря чистому полю. Поди знай, почему.
– У тебя есть информация о взрывах? – спрашивает Манюэль.
Манюэль пришел в комиссариат всего через год после Беатрис, и они вместе поднимались по ступеням служебной лестницы. После ЖБ они самые старые в группе. ЖБ качает головой, проводит ладонью по своему угловатому лицу.
– Я звонил разным людям, и никто не знает ни причины, ни происхождения этих взрывов – или, по крайней мере, никто не готов мне сказать. Невозможно предвидеть, как будут развиваться события в ближайшие дни. Надо готовиться ко всему, потому что наверняка придется иметь дело с худшим, чем мы можем себе представить. Наша работа – обуздывать панику, поддерживать подобие общественного порядка… Просто быть рядом. Успокаивать. Показывать наши рожи, наши формы, наши бейджи. А вот наше оружие – как можно меньше. Каждый волен остаться или уйти. Я буду на посту до конца.
Разумеется, будет. ЖБ, как капитан, не покинет тонущий корабль. Беатрис и ее коллеги переглядываются. Серьезно, растерянно, испуганно.
– Не можем же мы вот так смыться, – тихо говорит одна из лейтенантов.
– Это было бы всё равно что дезертировать, – соглашается другой.
ЖБ весь подбирается, гневно сверкнув глазами.
– Это не дезертирство. Здесь вам не диспут о морали, кончайте вашу хрень.
– Зря ты так, – возражает Манюэль. – Все мы выбрали эту работу не случайно. Pro patria vigilant. «Они неусыпно охраняют родину». Мы приносили присягу, расписывались.
– Если бы речь шла о сверхурочных часах при разруливании кризисной ситуации, я бы согласился с тобой, Маню. В этом вы и расписывались. Но это не кризисная ситуация. А чертов конец света. Никто вас не осудит, никто не будет в обиде, никто не упрекнет зато, что вы предпочтете провести оставшееся время с вашими близкими. Вы не станете фиговыми полицейскими или плохими людьми, если выйдете сейчас в эту дверь. И не заморачивайтесь всякой хренью типа угрызений совести! Ясно?
Ответить никто не решается, наверняка потому, что именно это большинство из них хотели услышать, чтобы легче было уйти. Пять лейтенантов и два капитана, обнявшись со всеми, покидают комнату.
– Держитесь, – говорит один, уходя.
Темно-синие глаза комиссара внимательно изучают тех, кто не двинулся с места. Два майора – Манюэль и Беатрис, один капитан, один лейтенант.
– А Карен? – спрашивает Беатрис.
– Я только что говорил с ней, – отвечает Жан-Батист. – Она хочет остаться.
Значит, два лейтенанта. Могло быть хуже.
– Стефан, Орельен, – продолжает комиссар, – возьмите машину и поезжайте по городу. Я хочу знать, как реагируют люди. Отчитывайтесь мне по рации каждый час. – Капитан и лейтенант тотчас выходят. – Беатрис, ты будешь патрулировать ночью большой пляж. Я хочу быть в курсе малейших инцидентов.
– Думаешь, будет горячо уже сегодня ночью?
– Надеюсь, что нет. Возьми с собой Карен. А ты, Манюэль, кончай страдать хренью и марш к детишкам.
– Комиссар, я…
– Это приказ. Вон отсюда, и чтобы я тебя больше не видел.
Челюсти Манюэля ходят сжимаются, пока он выдерживает взгляд начальника. Через несколько секунд он сдается. Молча кладет на стол полицейское удостоверение, служебное оружие оставляет при себе, с отчаянной силой обнимает Беатрис и выходит за дверь.
Она уже готова выйти следом, как вдруг комиссар Лезаж окликает ее:
– Как ты, дочка?
У него встревоженный вид. Он всегда вел себя с ней покровительственно. И вдруг, когда пронзительные глаза начальника всматриваются в ее лицо, Беатрис чувствует, что слабеет. Она не успела привести в порядок свои мысли и переварить шок от новости о взрывах. Кинулась сюда, чтобы ни о чём не думать. Облачилась в наряд суперполицейского, засунув подальше свои личные переживания. А ведь в глубине души она в ужасе.
– Я справлюсь, – отвечает она каким-то тонким голосом.
– Родителей навестишь?
Она пожимает плечами.
– Они не знают, кто я. К чему это?
– Тебе видней.
– Да, мне видней.
– Так я могу на тебя рассчитывать?
– Как всегда, босс.
Беатрис вымучивает улыбку и, отвернувшись, уходит.
Ч – 232
Полночь.
Сара в сотый раз за вечер вешает трубку стационарного телефона, косится на Гвенаэля, который яростно, как заведенный, барабанит по клавиатуре, и вновь садится перед двумя экранами, разделенными на десяток прямоугольников. На них – знакомые лица членов ее команды. Она надевает наушники, чтобы продолжить прерванный разговор.
– Ну КОНЕЧНО, это пришельцы, кто же еще! – убеждает на повышенных тонах Бартелеми, ее программист.
– Я проанализировала только что вышедшие видео, – вступает Ориана. – Никакого монтажа. Они выглядят реальными, эти люди. И чертова стена обломков вполне реальна.
– Она высотой метров двадцать пять, не меньше…
– Вдвое больше. Посмотри на высоту небоскребов.
– Значит, мощность взрывов сумасшедшая, – замечает Лила, инженер по сопротивлению материалов.
Сара некоторое время молча слушает их технические гипотезы. Ее рука снова и снова ныряет в пакет с чипсами. Их хруст на зубах помогает ей думать.
– Ребята, – перебивает она их.
Все тотчас умолкают. Она инициатор их проекта спасательных дронов-беспилотников и руководит группой, они привыкли ее слушаться.
– Анализ – это хорошо, – продолжает она, – и я знаю, что для всех нас это как рефлекс. Но у нас нет ни данных, ни времени, которые так нужны. Значит… что мы делаем?
– Взломаем базы нужных данных.
– Сорганизуемся, чтобы выиграть время.
У Сары вырывается короткий смешок. Эти ботаны – ее братья и сестры, которых у нее никогда не было; оттого, что они так верны себе сейчас, когда рушится мир, у нее теплеет на сердце.
– О каких данных вы думаете?
– Ученые наверняка сейчас вкалывают вовсю вместе с разными правительствами. Достаточно найти с какими и взломать их железо.
– Ок. Хакерство – скорее ваша область, чем моя. А вот что касается организации… Бартелеми, Мариам, Альдо, даю вам время до завтрашнего полудня, чтобы раздобыть для нас достоверную информацию. После этого вы забираете наших деток, грузите их в багажник машины и рвете на побережье. Вы видели, где проходит граница выживших. Времени у нас больше всего будет там.