Полный порядок. «Слишком уж полный», — подумала она.

Стопка журналов. Стопка подставок под чашки. Всё на своем месте.

Хестер нахмурилась.

Пока Мэтью разбирался с бутербродом, она тихонько поднялась на второй этаж. Это, конечно, не ее дело. Со смерти Дэвида прошло уже десять лет. Лейла имеет право на личную жизнь. Хестер ничего такого не думала, но ничего не могла с собой поделать.

Вошла в хозяйскую спальню.

Дэвид, насколько она помнила, спал на дальнем краю кровати. Лейла спала ближе к двери. Двуспальная кровать была заправлена. Безупречно заправлена.

«Слишком уж безупречно», — снова подумала Хестер.

В горле застрял комок. Она прошлась по комнате, заглянула в ванную. Везде идеальная чистота. Не в силах остановиться, она принялась разглядывать подушку Дэвида.

Подушку Дэвида? Твоего сына нет уже десять лет. Уймись, наконец.

На поиски ушло несколько секунд. Наконец Хестер обнаружила на подушке светло-каштановый волос.

Длинный светло-каштановый волос.

Хестер, уймись.

За окном спальни был внутренний двор, а дальше гора. Лужайка сливалась с горным склоном, растворялась в лесу, поначалу редком, потом чуть более густом, потом — натуральная чаща. Мальчишки, конечно, туда бегали. Айра помогал им строить всякое — шалаши, дом на дереве, бог знает что еще. Сухие ветки превращались в ножи и ружья. Парни играли в прятки.

Однажды Хестер услышала, как шестилетний Дэвид (в тот день он возился в лесу один) с кем-то разговаривает. Когда она стала его расспрашивать, маленький Дэвид надулся и сказал:

— Это я сам с собой.

— Но там точно был кто-то еще.

— Ну, — сказал ее сынишка, — был. Один мой друг. Невидимка.

Хестер знала, что Дэвид никогда ей не врал. Если не считать того раза.

Внизу открылась входная дверь.

— Привет, мам! — крикнул Мэтью.

— Где бабушка?

— Здесь, — сказал он. — Бабуль, ты тут?

— Уже иду!

В панике, чувствуя себя последней дурой, Хестер выскользнула из спальни в коридор и скрылась в туалете. Закрыла дверь, спустила воду и даже, открыв кран, сполоснула руки для правдоподобия. Затем направилась к лестнице. У последней ступеньки, подняв глаза, стояла Лейла.

— Привет, — сказала Хестер.

— Привет.

Лейла была великолепна. По-другому не скажешь. Сшитый на заказ серый деловой костюм подчеркивал все красивые изгибы фигуры, а фигура Лейлы сплошь состояла из красивых изгибов. Ослепительное зрелище. Белоснежная блузка контрастировала с темной кожей так, что резало в глазах.

— Вы в норме? — спросила Лейла.

— Ну да, само собой.

Хестер продолжила спускаться по лестнице. Наконец женщины обнялись, но лишь на мгновение.

— Какими судьбами, Хестер?

В комнату вошел Мэтью.

— Бабуля помогала мне с докладом. Это для школы.

— С докладом? На какую тему?

— На юридическую, — сказал Мэтью.

Лейла поморщилась:

— И ты не мог попросить меня?

— Ну, это, — промямлил Мэтью, — у нее же своя телепередача. — «Да, лжец из него неважный, — подумала Хестер. — Весь в отца». — Мам, только без обид, бабуля у нас знаменитый адвокат.

— Да ну?

Лейла повернулась к Хестер. Хестер пожала плечами.

— Ну ладно, — сказала Лейла.

Хестер вспомнила похороны Дэвида. Лейла держала малыша Мэтью за руку. В глазах ни слезинки. Она не плакала. В тот день — ни разу. Перед Хестер или кем-то еще — ни разу. Ближе к вечеру Хестер с Айрой повезли Мэтью в Эллендейл, в ABG, съесть гамбургер. Хестер оставила деда с внуком в кафе и вернулась. Прошла на задний двор, в сторону леса, куда Дэвид бесконечно сбегал, чтобы повидаться с Уайлдом, и даже оттуда, несмотря на завывания ночного ветра, слышала, как в осиротевшей спальне утробно воет Лейла. Ее крики раздирали душу. В них была такая боль, что Хестер тогда подумала: наверное, наша Лейла сломалась так, что не починить.

Лейла больше не вышла замуж. Если за эти десять лет у нее и были мужчины — а предложений было множество, это несомненно, — Хестер ничего о них не знала.

Но теперь в доме было слишком чисто. Еще и этот длинный каштановый волос.

Хестер, уймись.

Хестер без предупреждения обняла Лейлу, притянула к себе. Та удивилась:

— Хестер?

Уймись.

— Я люблю тебя, — прошептала Хестер.

— И я вас.

Хестер зажмурилась. Не сумела сдержать слез.

— Вы точно в норме? — спросила Лейла.

Хестер взяла себя в руки, отступила на шаг, разгладила одежду.

— В полной. — Сунула руку в сумочку, выудила носовой платок. — Просто…

Лейла кивнула.

— Знаю, — тихо сказала она.

Хестер увидела, что Мэтью выглядывает из-за материнского плеча и мотает головой, напоминая про данное обещание.

— Пойду, пожалуй. — Хестер поцеловала обоих и быстро вышла из дома.

Тим ждал, открыв дверцу. На нем был черный костюм и шоферская фуражка. Этот наряд он носил ежедневно, невзирая на погоду и время года, хотя Хестер не раз говорила, что это ни к чему. К тому же и костюм, и фуражка смотрелись на нем как-то неправильно. Может, из-за крупной фигуры. Может, из-за пистолета под пиджаком.

Скользнув на заднее сиденье, Хестер еще раз взглянула в сторону дома. Из-за двери на нее смотрел Мэтью. До Хестер наконец дошло: внук попросил ее о помощи.

Раньше такого не бывало. И он не все ей рассказал — пока что. Но она, упиваясь собственным горем, жалостью к себе, пытаясь заполнить эту жуткую дыру в собственной жизни, все же помнила: Мэтью приходится в сто раз хуже. Он растет без отца, тем более — без такого отца, доброго и порядочного человека, взявшего самое лучшее от Хестер (в меньшей степени) и Айры (в большей) — Айры, умершего от сердца. Хестер была уверена: сердце Айры разбилось, когда Дэвид погиб в той аварии.

Тим вернулся за руль.

— Слышал, что рассказал Мэтью? — спросила она.

— Да.

— Что скажешь?

Тим пожал плечами:

— Он что-то недоговаривает. — Хестер не ответила. — Ну что, назад в город? — спросил Тим.

— Пока нет, — сказала Хестер. — Сперва заедем в полицию.

— Ну и ну, какие люди у меня в участке. Хестер Краймштейн, как Бог свят.