– Ты уж прости, Хозяин Морской, за дерзкиепомыслы, – покаянно проговорил он вслух. – Сделай милость, не казнидурака, дай путешествовать невозбранно!

Море в ответ тихонько плеснуло на берег волной. Кажется, ононе серчало.

Берег здесь был покрыт крупной, обкатанной до гладкостигалькой, а кое-где – большими круглобокими валунами. Там и сям громоздилисьтолстые обломки льдин, неведомо как выползшие на сушу. Коренга осторожно провёлмежду ними тележку, заранее прикидывая, где развернётся, как будет выбиратьсяобратно… Что поделаешь, много было у него хлопот, о которых другие люди,обладатели крепких и ловких тел, даже не подозревали. Он предпочитал думать,что и у них имелись заботы, коих он, увечный, счастливо избегал. К примеру, онмог не опасаться неумеренно драчливых парней, которые, выхлебав лишку пива,искали, о кого бы почесать кулаки. Задираться с калекой – совсем себя неблюсти. Таких конченых людей было на свете всё же немного, и добрые Боги до сихпор Коренгу мимо них проводили…

Морской берег отличался от озёрного ещё и тем, что, несмотряна пресность воды, по её краю совсем не водились кусты. Даже сизая жилистаятрава росла в отдалении. Коренга решил про себя, что это из-за суровых бурь,беспощадно хлеставших волнами. Достигнув края воды, он присмотрел было местечкоза валуном, чтобы укрыться, как привык укрываться за лесной зеленью. Однакововремя сообразил, что на пустынном берегу к нему вряд ли кто подойдётнезаметно, и прятаться раздумал.

Пёс, отпущенный с поводка, для начала сунулся мордой ему вруки, потом повернулся и, косясь на хозяина, прихватил зубами угол кожанойпопонки. «Надоела, сил нет! – внятно говорил его взгляд. – Может,снимешь уже наконец? Размяться охота…»

Коренга потянулся было к завязкам, но сразу одумался иопустил руки. Если кто всё же подсмотрит за ним самим, это ущемит лишь егостыдливость, беспомощную стыдливость заскорбыша[5]. И не более.А вот короткое послабление любимцу могло обернуться погибелью всегопутешествия. Путешествия, в которое Коренгу с надеждой снаряжали не только матьс отцом – целый род. Все дети Кокорины.

И он со вздохом взъерошил косматую лобастую голову:

– Прости, Торун[6]. Рано ещё. Уж ты,малыш, потерпи…

Понятливый пёс тоже вздохнул – что ж, дескать, хоть и тошно,а потерплю, коли велишь! – и, оскальзываясь когтями, полез через торосвынюхивать нечто интересное на той стороне. Коренга знал, что кобельобязательно предупредит его о чужом человеке, и не стал больше оглядываться.Повозившись в тележке, он что-то сдвинул под собой, отщёлкнул, открепил… Иосторожно выволок довольно объёмистый черпачок, особым образом устроенный иснабжённый непроливаемой крышкой.

Это было ухищрение против ещё одного скаредного[7]свойства его никчёмного тела. Плотские отходы не желали удерживаться внутри,смирно дожидаясь посещения нужника или иного укромного места. Всё так и шлосвоим чередом, большей частью, конечно, очень некстати. Спасибо отцу, которогонесчастье первенца превратило в великого изобретчика! Придуманный батюшкойчерпачок избавил Коренгу от ежечасных и притом постыдных мучений. Пустяк вродебы. Даже смешной. Особенно в глазах здорового человека, чьи черева радостнопринимают пищу и после спокойно, с достоинством опорожняются. А вот Коренга безэтого пустяка даже за околицу своей деревни вряд ли выбрался бы. Не говоря ужени о каком Галираде, подавно о Фойреге за морем!

И получалось, что от не стоящего упоминания пустяка зависеласудьба целого рода, называвшего себя Кокориными детьми. Кому смех – а оно вонкак в жизни бывает.

Коренга разрыл гальку руками и складной лопаткой,сохранявшейся в его доброй тележке. Опорожнил черпачок, сполоснул в луже,устроил на прежнее место и заровнял ямку. Голоногий купец, хозяин «Чагравы», вочередной раз подтвердил славу своего племени, гласившую, что арранта никто непревзойдёт в умении болтать языком. Он не только всех зевак, но даже самогообворованного заставил смеяться над происшедшим. Коренгу сразу забыли винить втом, что он не спустил пса догонять скрывшегося татя. По зрелом размышлении,впрочем, молодой венн умерил свою признательность купцу. Он понимал: аррантвзял его сторону не оттого, что уверился в праведности его поступка, а скорееиз нежелания лишаться гостя на своём корабле… и с ним платы, которую тот могпринести.

Эта самая плата, кстати, теперь заставляла Коренгу с гораздоменьшим ужасом думать о воде, собиравшейся просочиться между тростниковымивязанками корабля чернокожих. Может быть, он всё-таки сделал ошибку, выбраваррантское судно?.. Купец Ириллир, похоже, сразу смекнул, что Коренга нипочёмне расстанется со своим псом, и… для начала наотрез отказался брать его накорабль.

«До Фойрега – четверо суток пути, – сообщил онвенну. – Что же, твой кобель на палубе будет гадить всё это время? Ипотом, я только что вполне убедился в остроте его зубов и превосходнойсвирепости нрава. Он же мне всех людей сразу перекусает! Ну и кто, по-твоему,будет с парусом управляться, когда навалится шторм?»

Коренга уже знал: «нет» в устах оборотистого купца означаетскорее всего «давай поторгуемся». Так оно и получилось. В конце концов ондобился для Торона места на корабле, отсчитав Ириллиру за своего спутника вдвоебульшую цену, чем за себя самого. Правда, три четверти этих денег аррантпосулился вернуть, если до самого Фойрега пёс не осквернит палубу и ни разуникого не укусит. Посулился – но как знать?.. Мужик он, судя по всему, былприжимистый. Загумзит денежки, поди их с него потом получи. Так что венн с нимимысленно попрощался. «Ещё кое-что, – пряча серебро, сказал Коренгекупец. – Ты – гость корабля, честно оплативший плавание, и можешь дляудобства находиться в покойчике. Они там, внизу, тебе покажут, где место есть.А вот пёс твой, прости, уж пускай побудет на палубе. Многие стремятся плаватьсо мной, и не в последнюю очередь оттого, что корабль у меня чистый, непровонявший ни тухлой рыбой, ни свиньями в клетках. Как я объясню достойнымгостям, почему с некоторых пор у меня всё в собачьей шерсти и по углам псинойразит?»

«Ну тогда и я с ним на палубе буду», – мгновенноответил Коренга, и аррант пожал плечами: поступай, дескать, как знаешь. Лишьпозже молодой венн смекнул, что купец, выторговав у него приличный залог наслучай осквернения и покусов, не иначе как примеривался выманить ещё денежек запокойчик под обещание, что там не останется ни запаха, ни клоков пёсьего пуха.Ириллир определённо был не дурак, значит, должен был видеть, что пёс у Коренгидобротно ухожен и совсем не вонюч. Не какая-нибудь шавка смердящая. ТеперьКоренга слегка досадовал на себя за оплошность. С другой стороны, обещанныепокойчики для удобства гостей располагались «внизу». Стало быть, опять нодругую сторону крутых корабельных лесенок и высоких порожков. Поди достигни…Разве только от смерти спасаясь…