Это ему навряд ли простится.

Надо ли объяснять, что смотреть на «живое узорочье» Коренгерешительно расхотелось. А то не знал он, что на свете есть люди, ещё более, чемон сам, искажённые жизненным злосчастьем или чьей-то жестокостью! Он проехалмимо палатки и весёлого зазывалы, лишнего раза в ту сторону посмотрев. Прав былдедушка. Деньгам следовало вести строгий учёт.

При дверях «Утреннего улова» стоял вышибала. Что тутподелаешь! Всякое место, где незнакомые друг с другом люди сходятся за едой и, главное,за питьём, нуждается в особом человеке, на которого возложен порядок. И лучше,если наружность у этого человека будет такая, чтобы неумеренные пьянчужки ибуйные любители потасовок сразу сворачивали в сторонку. Вышибала «Утреннегоулова» был не слишком высокого роста, зато необъятен в плечах и груди, ичувствовалось, что вовсе не сало распирало на нём полушубок. К тому же судьбанаградила его нижней челюстью, слегка выступавшей вперёд верхней. Вкупе снахмуренными бровями это могло у кого угодно отбить охоту идти безобразничатьименно сюда. Вышибала ещё и стриг волосы с бородой весьма коротко, явно затем,чтобы не сгрёб пятернёй озлобленный враг. Колючая щетина не только не скрываласвирепого подбородка, но, напротив, подчёркивала. Как тут не оробеть?..Впрочем, Коренга заметил одобрительный взгляд, вроде брошенный суровым стражемна его пса. И на всякий случай решил испытать сольвенна примерно так, как унего дома от века испытывали явившегося в избу жениха. Это делалось просто.Коренга подъехал на тележке вплотную – и не стал одёргивать любознательногоТорона, когда тот потянулся обнюхать сапоги вышибалы, а потом и его руку.

Он не ошибся. Неприступный с виду дядька сразу заулыбался,подставляя собачьему носу ладонь.

– Что, малыш, моей пахнет?.. Нюхай, нюхай, нежалко… – И пояснил уже для Коренги: – Только взял сучонку трёхмесячную.Подрастёт, помощницей будет… Твоего удальца как звать-то?

Такова людская природа. Ценитель собак обязательно спроситдругого охотника[13] об имени питомца, хотя сам заранее знает,что истинного имени ему, конечно же, не откроют.

– Звягой[14] зову, добрый господин мой,как же ещё его звать, – привычно соврал молодой венн. – А скажи,сделай милость, найдётся ли при этой славной харчевне какой-нибудь дворик, гдесидят гости, приверженные вольному воздуху, и откуда ты не погонишьпутешествующего с собакой?

Ибо дверь «Утреннего улова» была снабжена, по обыкновениювсякой двери, порожком. Не в локоть высотой, как в правильной веннской избе, авсего в пядь, чтобы легко перешагивали даже отягощённые пищей и пивом… Но ипядь была одолима для маленьких колёс только при последней нужде. Вышибаланахмурился было, но после мгновенного недоумения всё понял. Правду людиговорят: кому и понимать нужды увечного, если не опытному бойцу!

– Заверни за угол, увидишь ворота, – указал онрукой. – Заезжай смело, я к тебе девку пришлю.

Такой дворик есть примета харчевни, которая славитсяотменной готовкой, а рачительный хозяин не желает упускать гостей из-за теснотыпод своим кровом. Коренга осторожно миновал ворота и оказался в чистоймаленькой выгородке, замощённой, ради изгнания сырости, горбылями. Здесь стоялдлинный струганый стол и при нём – прочные скамьи, сделанные из половинокбревна и гладких тёсаных пней.

– Э-э! С псиной куда!.. – сразу заворчал наКоренгу один из мужчин, стучавших ложками за столом.

– Мне страж здешний позволил, – негромко ответилмолодой венн. Впрочем, больше ни с кем сегодня ссориться он не хотел и ужеготов был развернуться, чтобы купить себе на торгу простокваши да пирожков…когда за него неожиданно заступились.

– Вечно ты, Кухта, всем недоволен, – подал голосдругой сольвенн, помоложе. Он был очень крепок телом и широкоплеч, один глазскрывала кожаная повязка, да и вторым он видел, судя по всему, еле-еле. Рядом сним сидели друзья, он выглядел уважаемым и известным. – Чем тебе собака неугодила? Не в мису же к тебе морду суёт. А парню без неё никуда, она еготележку таскает. Что ему теперь, на улице хлеб жевать?

«Каков ни будь урод, а хлеб несёт в рот…» – вспомнилосьКоренге.

Названный Кухтой буркнул что-то и продолжал есть, глядя всторону. То ли спорить не захотел, то ли усовестился.

– И собака-то, сразу видно, вежливая, мирная, некусается, – добавил кто-то из друзей одноглазого.

Ждать, пока грозный охранник выполнит обещание, пришлосьнедолго. Коренга только-только устроился и огляделся, когда бухнула боковая дверьхарчевни и наружу выскочила стряпуха. Это была кудрявая девчонка помоложесамого Коренги, лет пятнадцати, а может, четырнадцати. Потеплевшее солнце ужеуспело от души нацеловать её, украсив нос и щёки веснушками. И выскочила она водворик очень по-девчоночьи – чуть не спиной вперёд, ещё оглядываясь и продолжаявесело болтать с кем-то, оставшимся внутри. А поскольку Коренга, не желаяутруждать добрых людей пустой беготнёй, устроился возле самой этой двери, она иналетела не глядючи прямо на Торона. И, кажется, даже не поняла в первый миг,во что ткнулась коленками, – в такое мягкое, тёплое да пушистое.

– Ой! – пискнула она затем, глаза сделалиськруглые, а из рук выпала меховая безрукавка, захваченная с собой.

Коренга не стал дожидаться, пока девушка испугаетсяпо-настоящему.

– Не сердись, добрая красавица, пёсик не тронет, –заверил он поспешно. – Он ласковый у меня. И умница. И лапку даёт…

Понятливый кобель сразу протянул юной стряпухе широченнуюмохнатую лапу. При этом он улыбался во все сорок два зуба, как бы говоря: «Дачто ты, в самом деле, сестрёнка! Никто в мыслях не держал тебе обиду чинить…»

Одноглазый и его друзья засмеялись, погодя хмыкнул дажеКухта.

Девушка не без робости приняла тяжёлую когтистую пятерню…Тут же разом перестала бояться и живо присела на корточки – почесать кобелюшею. Торон, чья голова оказалась изрядно повыше её лица, немедленно обнюхал исо вкусом облизал её пальцы, пахнувшие съестным, окончательно закрепляязнакомство. Впрочем, когда рука девушки ненароком коснулась было попонки –кобель легко отстранился.

– И на это не сердись, милая, – сказалКоренга. – Так уж приучен. Там, по зепям[15], добровсякое, да и деньги лежат… Никто чтобы не касался.

Она понимающе покивала, в полном восторге глядя на могучегои, оказывается, такого дружелюбного пса. Потом тряхнула рыжеватыми кудрями исловно вспомнила, зачем выбежала во двор:

– А тебе, гость желанный, чего принести-то?