Дверь оказалась запертой, Сауляк не глядя протянул руку и судовлетворением почувствовал, как в ладонь лег теплый металлический ключ,послушно положенный одним из жлобов. Он резко повернул ключ в замке и рванулдверь. Еще ничего не случилось, он успел. Коля стоял, согнувшись вперед, заруки и за ноги его держали четыре сукиных сына, а тот, чья очередь по жребиюили по договору была первой, уже спустил штаны и с шуточками и прибауточкамидемонстрировал собравшимся свой прибор в полной боевой готовности. Зрелище былоустрашающим, потому что под кожу полового члена, и без того имевшего от природывнушительные размеры, были вшиты шарики – предмет особой гордости этогопридурочного пахана. Сауляк лишь на мгновение представил себе, какую дикую больиспытает бедный мальчишка, когда это жуткое сооружение разорвет его анус, ноэтого мгновения было достаточно, чтобы все разом прекратилось. Гордо торчащийвперед и вверх толстый длинный член вдруг начал съеживаться у всех на глазах иобвисать, как воздушный шарик, из которого выпускали воздух. Все стояли молча,не произнеся ни слова, оцепенев, хотя, по сути, ничего сверхъестественного непроизошло. Не покойник же к ним явился с того света, а Черенок, такой же зек,как они сами. Все они знали, что Черенок не продаст, не стукнет. За два года многочего происходило на его глазах, его даже прямо провоцировали на стукачество,ожидая, что он ссучится и потом можно будет с чистой совестью устроить емусудилище, да так и не дождались. Но все замерли, вперив глаза в пол. Сауляквзял Колю за плечо и вывел наружу. Парнишка рыдал в голос, даже не пытаясьспрятать лицо, до того он был напуган.

– Не реви, – сухо сказал ему Павел. – Все ужекончилось. Больше не повторится.

– Откуда ты знаешь? – всхлипнул Коля. – Ты у нихглавный, что ли?

– Нет. Но я знаю.

– Можно мне в твою семью? – робко попросил паренек.

– У меня нет семьи. Я один.

– Возьми меня к себе. Вдвоем будем. Братва говорит, тебепосылки не шлют и на свиданки не ездят, а мне мама будет присылать и привозить,я с тобой буду делиться.

– Не нужно, мне хватает.

– Посмотри, ты худой какой, как же хватает! –возмутился Коля. – Не зря тебя Черенком зовут, ты же за черенком от лопатыможешь спрятаться.

– Я сказал – не нужно.

Тогда Павел встал и ушел, прервав разговор. Он не сталприближать Колю к себе, но постоянно чувствовал его взгляд, полныйпризнательности и робкого восхищения. Поэтому сейчас, нахально двигаясь квыходу из барака и слыша доносящийся сзади шепот, Сауляк понимал: любой из егоотряда может проявить заботу о том, чтобы он не «нарвался», потому что каждыйиз них хочет, чтобы ненавистный, непонятный и источающий неясную, но оструюопасность Черенок убрался наконец отсюда. Никто из них не хочет, чтобы оннарвался на неприятность из-за нарушения режима всего за несколько дней доосвобождения. Только, может быть, маленький Коля хотел бы, чтобы Черенок ещезадержался здесь, потому что боялся оставаться без поддержки. Все остальныеспят и видят, как бы побыстрее избавиться от него. Конечно, за нарушение режимаего здесь не задержат, нет такого закона, чтобы назначенный судом сроксамовольно продлевать, но если за несколько дней до освобождения Черенкаразозлить, то эти несколько дней превратят жизнь обитателей барака в ад. Уж вэтом-то никто не сомневался.

Сауляк открыл дверь в коридор и тихо прошел к умывальникам.Зажег свет, ничего не опасаясь, открыл кран, сполоснул лицо ледяной водой,поднял голову и посмотрел на свое отражение в щербатом мутном зеркале. Он почтине изменился за эти два года. Даже не похудел, потому что худеть уже былонекуда, он всегда был тонким, как струна. Узкая кость, обтянутая гладкойшелковистой кожей. Сильно впавшие щеки, высокий лоб, маленькие глаза вобрамлении коротких незаметных ресниц, почти полностью отсутствующие брови,тонкий, но слишком длинный для такого лица нос с выраженной горбинкой. Наголове – полтора волоса, и те уже почти седые. В этом году исполнится сорокпять. Только по шевелюре и виден возраст, он вообще начал лысеть рано, уже втридцать лет его волосы заметно поредели. Если б не это – высокий стройный мальчик,под кожей ни грамма жира, даже мускулы как бы не накачаны. Впрочем, онидействительно не были накачаны. У Сауляка были сильные сухие выносливые ногибегуна, но руки и плечи были худыми и тонкими.

Из коридора донеслись шаги, в умывалку заглянул Костец,зарабатывающий себе досрочное освобождение участием в секции внутреннегопорядка. Не поленился, поднялся среди ночи. Всем им Черенок поперек горластоит, никто проглотить не может.

– Ты чего, заболел? – заботливо спросил Костец. –Может, Рыло позвать, чтоб врача привел?

Рылом обитатели зоны называли одного из дежурных помощниковначальника колонии, сокращенно ДПНК, чья смена была как раз сегодня. Выходитьиз барака на улицу в неположенное время запрещалось, а даже если и выйдешь, тодалеко не уйдешь, каждый барак огорожен, сеткой обнесен, а дверь в этойзагородке на замок запирается. И без начальника отряда или ДПНК ты в эту дверьне пройдешь. Так что если понадобился врач, то без помощи ДПНК никак необойтись.

Сауляк даже не повернулся, только молча смотрел на Костеца,отражавшегося в зеркале. Зеркало было не только мутным, но и кривым, икрепенький плотненький Костец казался в нем длинным и тощим.

– Не надо, – наконец процедил он сквозь зубы.

– Ты бы лег, Черенок, – робко попросил Костец. –ДПНК как раз в это время бараки обходит.

– Заткнись, – сказал Сауляк спокойно и почти ласково.

Костец ретировался. Павел прислушался к себе – бокпобаливал, но терпеть вполне можно. Лишь бы температура не поднялась. Был бы онна свободе, он бы, конечно, сделал все, что нужно. Подсолнечное масло с лимономили бутылку подогретой минералки «Ессентуки-17» с ксилитом принять внутрь – илечь в постель, положив под правый бок горячую грелку. Самый лучший способпрофилактики, да и приступ еще можно предотвратить, если вовремя спохватиться.

Он вернулся и улегся на койку. Осталось всего шесть дней. Ачто потом?

* * *

– Осталось всего шесть дней, – говорил представительныйчеловек в сером костюме, и в голосе его звенел металл. – А что потом? Ведьон все знает и может в любой момент рассказать.

– Он не из болтливых. По крайней мере за те два года, что онпровел в колонии, информация никуда не прошла. Значит, он держит язык за зубамии не собирается пользоваться сведениями, которыми располагает. Почему выбоитесь, что, выйдя на свободу, он начнет болтать? Откуда у вас этауверенность?

– Потому что я слишком хорошо представляю себе, что такоесвобода и чем она отличается от тюрьмы. Находясь в зоне, на что он мог бырассчитывать, разгласив известные ему секреты? Только на славу. Разглашеннаятайна перестает иметь цену, а шантажировать кого бы то ни было из колониипрактически невозможно. Оттуда не позвонишь, а почта досматривается. Зато насвободе он может продать свою осведомленность очень и очень дорого. Я надеюсь,ты понимаешь, чего я добиваюсь. Сауляк должен умереть раньше, чем он раскроетсвою набитую секретами пасть. Ты понял меня? Он должен умереть так, чтобыникому не пришло в голову искать за этим что-то пикантное. Самое милое дело –обоюдная пьяная драка где-нибудь на стройке или в поле. Бомжи перепились. Яточно знаю, этого Сауляка пасут, его ждут и за ним будут гоняться, чтобыузнать, что находится у него в голове. И не дай тебе Бог избавиться от неготак, чтобы дать им повод кричать о том, что от него именно избавились.