гадюшник, чтобы двести лет спустя “господин” Питрес позорил память своего предка, содержа убогий постоялый двор и влезая в долги из-за своего пьянства.

Долги, страдать из-за которых почему-то пришлось Ланфорду.

Воспоминание было не из приятных, но молодой человек часто к нему возвращался — потому что именно тогда он впервые осознал, что был для родного ордена не только славным воином, но и пешкой, которой всесильный глава двигал по своему усмотрению.

До того дня Нэриус никогда не вызывал к себе Ланфорда лично, и уже один этот факт должен был насторожить, но камарил почему-то решил, что глава ордена хочет сообщить ему хорошую весть или дать важное поручение, оттого и рванул в орденские сады со всех ног, чтобы разочароваться уже в первую минуту беседы со стариком.

— Наш орден несет милосердие, — Издалека начал Нэриус, перебирая вполне еще бодрыми пальцами крупные бусины четок.

— Мне это известно, великий, — Чуть склонил голову Ланфорд. Говорить с высшими лицами ордена надлежало иначе, чем с простыми людьми, это всем камарилам вдалбливали в голову с первого года обучения.

— Наша рука помогает всем, кто в этом нуждается, — Возвышенно продолжил церковник. В саду было тихо, как в склепе, хотя в это время всегда вовсю поют птицы и громко шуршат под ногами листья. Нэриус же своим смиренным видом еще сильнее наводил тоску.

— Мы хотим, чтоб ты стал рукой ордена, сын мой, — Сами по себе эти слова могли бы обрадовать, но то, как они были произнесены, заставило Ланфорда понять — от него будет требоваться что-то другое.

— Что нужно делать? — Заставил себя произнести он.

— Вчера я получил письмо, — Нэриус сложил руки в праведном жесте, — Один человек просит нашей… поддержки. Ему известно о милосердии нашего ордена и о том, что все на свете должно быть взаимно.

Больше всего Ланфорду хотелось оборвать витиеватые разглагольствования Нэриуса словами “к чему ты клонишь?”, но камарилов учили лиц ордена не перебивать, а этих самых лиц, в свою очередь, натаскивали долго, красиво и бессмысленно говорить, так что одному из собеседников пришлось уступить.

— Беда несчастного в том, что ему нечего предложить взамен, — Вот, кажется, он наконец перешел к сути! — Кроме своей единственной дочери.

— Я не совсем понимаю, великий, — Настороженно вмешался Ланфорд.

— Несчастный готов передать девушку в благочестивые руки ордена.

— Но ведь к ордену Истинного Лика могут присоединиться только мужчины, — Зачем-то напомнил Ланфорд. Все же он был несдержан.

— Безусловно, сын мой. Об этом не могло быть и речи, но девушка — потомок камарила.

Ланфорд на мгновение замер, уловив намек Нэриуса. Такое могло присниться разве что в кошмаре.

— От ее брака с камарилом на свет появятся величайшие воины или непревзойденные дипломаты. Иначе говоря, будущее Эделосса, — В голосе смиренного старика наконец-то мелькнула сталь, и Ланфорд вспомнил, что говорит не с простым священником, а с главой ордена.

— Почему ваш выбор пал на меня? — Не стал ходить вокруг да около он, — Я — не единственный камарил в ордене.

— Чтобы сделать этот выбор, я посоветовался с вашим наставником. Ответ сына моего Биркитта был однозначен.

Этому Ланфорд не удивился. Биркитт, несмотря на свою суровость, уже несколько лет не скрывал, что Ланфорд — лучший из его учеников.

— Завтра ты отправишься в путь, сын мой. С поручением от ордена.

Ланфорд сразу понял, что от этого “поручения” ничего хорошего ждать не придется, но все оказалось еще хуже. Камарил еле выдержал несколько дней в доме Питреса, считая часы до отъезда, и теперь он с ужасом думал о том, что когда-нибудь ему придется туда вернуться.

Подъезжая к большой открытой арене — сердцу Линтхаласа еще с древних времен — Ланфорд отбросил эти мысли подальше. В ближайшем будущем ему следует волноваться не о свалившейся на голову женитьбе…

Огромное круглое сооружение с ареной под открытым небом видело еще древних королей Оствэйка — его построили раньше, чем зародился орден Истинного Лика, и даже до того, как чертова сука королева Этида возжелала невозможного и превратила себя в отродье тьмы — ветувьяра.

Внешние стены охраняла городская стража, не пускавшая излишне любопытных простолюдинов дальше, чем им положено. В любом случае они смогут увидеть только фасад древней арены, потому что все самое важное будет происходить внутри.

Люди расступались перед копытами его коня, и Ланфорд довольно скоро добрался до центрального входа — огромных каменных ворот высотой с одноэтажный дом. Скульптуры на воротах изображали древних королей — здесь был и Рейгал Мореход, и Толин Язычник, а чуть позже к ним добавилось и изваяние поновее — Италд Набожный, величайший из королей Эделосса, под началом которого и был создан орден Истинного Лика.

Здесь уже собрался почти весь орден — такую толпу вооруженных до зубов воинов можно было увидеть разве что в самом Доме камарилов. Ланфорд спешился и двинулся к красующимся возле входа товарищам, которые все никак не могли довести до идеала свое облачение — кто-то поправлял ножны и ремни, кто-то перебирал кинжалы, кто-то пристегивал плащ серебряной застежкой в виде клинка с двумя лезвиями — “вилкой”, как называли символ камарилов все новобранцы. Все были одеты с иголочки, сверкая не только орденскими знаками, но и восторженными улыбками. Особенно светились от счастья восемнадцатилетние мальчишки, которым предстояло впервые полюбоваться на торжественное зрелище.

Ланфорд опустил глаза на свои запыленные сапоги, расправил плащ за спиной и проверил, крепко ли держится “вилка”, пристегнутая к дубленой коже доспеха на плече. Выглядел он, может, и неважно, но времени на то, чтобы привести себя в порядок, все равно не было.

Церковники, что стояли чуть поодаль, сбились в плотную серо-черно-бордовую кучу возле самого входа, искоса поглядывая на приближающегося Ланфорда. Камарил ответил им смиренным кивком и присоединился к своим.

На мгновение он потерялся в водовороте голосов и лиц. Ему жали руку, обнимали, хлопали по плечу, задавали какие-то вопросы, Ланфорд улыбался и бормотал что-то в ответ, но глаза его искали двоих — лучшего друга и давнего наставника.

— Ну что, как все прошло? — Раздался насмешливый голос из-за спины.

Ланфорд обернулся, выхватывая беглым взглядом знакомое лицо. Вот, один найден. Длинные ручищи загребли его в объятия и порывисто отпустили.

— Долго рассказывать, — Признался Ланфорд, отстраняясь от друга.

— Ну я так и подумал, — Почесал рыжеватую бороду Робин, — Но выглядишь сносно — видимо, морду не били и голодом не морили… Только побрейся!

Ланфорд рассмеялся, потрепав друга по плечу.

— Непременно, — Нарочито деловым голосом поклялся он, — Бородач среди нас может быть только один.

— Ланфорд Карцелл! — Крикнули слева.

Несмотря на то, что