желтые зубы, искусственно заточенные, словно в рот две пилы вставили. Мало того, что культист, так еще и людоед. Гор прислушался к себе – нет, ничего не екнуло. Он читал в сети, что на Дальнем Востоке в некоторых тюрьмах каннибализм если не норма, то уже очень близко к тому, - сказывалась близость Китая. Но готовясь к поездке Гор переворошил тонны информации о Бограде, и хотя большая ее часть оказалась мусором, из оставшихся крох, понял, что там его ждут вещи гораздо хуже.

- А ты в теме, я погляжу? Не зря я к тебе подсел! - культист рассмеялся. – Только, по этой статье уже давно никого не закрывают. Тут ведь как? Само существование Бограда – ежедневное оскорбление чувств верующих любой конфессии, но при этом каждое государство мечтает с ним дружить, да?

- Пожалуй, да, - подумав, кивнул Гор. – А если не за религию, тогда за что?

- Да нееет, за нее, родимую, - протянул культист, с любопытством изучая Гора. – Только не по детским игрушкам, а по реальной жести.

В молчаливой задумчивости тронулся поезд. Гор прикинул в уме список подходящих статей. Еще раз внимательно вгляделся в татуировку собеседника, отметив характерные для североамериканских индейцев уголки и лесенки. Наконец пролистал в памяти хронику двадцатилетней давности и мысленно присвистнул.

- Двести восемьдесят вторая? – недоверчиво спросил он. – Вы из Детей Вендиго?!

- В точку, дружище! – культист засмеялся, стуча ладонью по столу. – В самое яблочко!

Его заразительному смеху хотелось вторить, если бы не зубы, эти проклятые зубы, неестественно ровные, острые костяные пилы. Можно было не обращать на это внимания, считая дешевым понтом откинувшегося урки, но Дети Вендиго… Среди Запрещенных богов без усилий можно отыскать более мерзких, более уродливых, более равнодушных. Даже более жестоких. Но перещеголять вечно голодного Вендиго в кровожадности могли немногие. Заляпанные бордовым кадры хроники похождений его Детей замелькали перед глазами с тошнотворной быстротой.

- Тогда давайте так: двадцать лет – не маловато ли для двести восемьдесят второй? – Гор бесстрашно встретил насмешливый взгляд культиста. – Почему вы еще живы?

- Соскочил по малолетке, - здоровяк пожал плечами. – Мне ведь на судебном процессе только-только пятнадцать стукнуло. Из всей ячейки мимо вышки двое проскочили – я, и Длинная Тень. Только он срока не выдержал, удавился, а я – видишь, - за хорошее поведение, досрочно.

Гор скривился.

- Длинная Тень? Серьезно?

Понимающая улыбка растянула щеки культиста. Глаза его, блеклые, словно выцветшие, на мгновение полыхнули яркой радужкой воспоминаний.

- Ну да, ну да… Длинная Тень, Окровавленный Клык, Северный Ветер… Молодые были, глупые. Хотелось, чтобы все как у них, у настоящих, раскраска, перья, имена. Я ведь только в тюрьме понял, что нет никаких настоящих, нет никакого у них, и у нас. Есть Голод, дружище, понимаешь? Извечный, единственный Голод. И он одинаково терзает индейца племени сиу, и рус…

- Мне не интересно, - перебил Гор. – Честно говоря, мне вообще неприятно с вами общаться.

Культист подался вперед, навалился на стол, и тот заскрипел, невероятным усилием удерживая вес груды развитых мышц и тяжелых костей.

- Ну так пересядь? А?

- Не могу. Я занял это место первый, значит оно мое. А я не привык отдавать то, что считаю своим.

- А ты парень прямой, да?! – уже без тени улыбки спросил культист. – Резкий такой, уу-ух! Аж оторопь берет!

Он поглощал ответное молчание долго, как человек, знающий ему цену, привыкший к нему за долгие годы одиночного заключения. Пил без эмоций, как безвкусное, но необходимое лекарство, а напившись, откинулся в кресле, удовлетворенно потирая костяшки в синих наколках.

- Боград не любит прямых и резких, дружище. Ты, наверное, слышал, что это место Силы, место, где сокрыта великая мощь. Вот только тут, у вас, никогда не говорят, что сила эта скрытная, ползучая. Сила ядовитой змеи, перед которой пасует даже царственный лев. Москва и Пекин, Вашингтон и Париж – каждый из них больше и сильнее Бограда, но все они терпят его, потому что знают, - если дойдет до настоящей драки, подохнут оба. В лучшем случае – победителя добьют остальные крупные звери. Поэтому никто не хочет быть первым, парень. Поэтому все терпят змею в своих охотничьих угодьях, и делают вид, что это их выбор. На деле же у них просто нет выбора.

Гор мотнул головой, принимая игру.

- А если не так?! Если придет не лев, не медведь, не китайский дракон, а человек с мешком и палкой? Прижмет змеиную башку к земле, сцедит яд, съест мясо, а шкуру пустит на ремень. Ну, или на кошелек для своей скво. Что тогда, индеец?

Культист навел на Гора дуло указательного пальца.

- Ты этот человек с палкой?

- Почему нет? Кто-то ведь должен привести ваш городишко в чувство?

Раскатистый смех горной лавиной прокатился по вагону. Рыжая девица оторвалась от планшета, с недоумением поглядела на странно веселого пассажира. Пожилой китаец вновь принялся нервно перебирать застежки рюкзаков. Культист захлебнулся смехом, закашлялся, ожесточенно стуча себя по груди пудовым кулаком.

- Ты, двуногий, трехмерный, живущий чуть дольше мотылька, будешь учить Город-тысячи-богов, как жить правильно? – утирая слезы, недоверчиво переспросил он.

- Вот именно – тысячи. Боград наплодил богов и сущностей сверх всякой меры.

- Странный ты, парень. Говоришь, как христанутый паладин, хотя явно не из этих. Выглядишь, как индеец, но не разделяешь мою веру. Добровольно едешь в место, в котором такие как ты не живут дольше двух дней. И, самое странное, я в чем-то даже согласен с тобой. Богов действительно многовато. Правда, в главном ты неправ. Сущность всего одна, и такая шизофрения для нее – норма.

- Если у Вселенной шизофрения, кто-то должен назначить ей лечение, так? – упрямо гнул свое Гор.

Культист покачал головой, вновь широко растягивая свою жутенькую улыбку.

- Знаешь, дружище, у тебя ведь тоже нет выбора. Либо ты перестанешь быть прямым и резким, либо город сожрет тебя. Может быть даже моими зубами. Внешний мир зовет богов Запрещенными, легализуя только самых удобных, как Россия со своим Христом, но в Бограде нет ничего запрещенного.

Внешне Гор не подал виду, но внутренности его на мгновение свернулись клубком. Живот заныл, будто его уже вспарывали улыбчивые зубы-пилы. Тон культиста оставался спокойным, но именно это спокойствие, будничность, с которой говорил бывший зэк, заставили Гора поверить,