два дня начинаем сев. И чтобы ни одна живая душа об этом не знала.

— А я всё слыха-а-ал! — раздался певучий голос, и из-за риги вышел шестилетний братишка Пети — Дима, которого, с лёгкой руки Коськи, за серьёзность и глубокомыслие называли Димофеем.

Димофей подошёл к ребятам и сел на нижнем брёвнышке.

— Иди отсюда! — строго сказал Петя.

— А меня примете?

— Ещё чего! Иди, в казанки играй.

— Я не хочу в казанки. Я с вами хочу.

— Здесь пионеры все. А ты ещё не пионер. Вот будешь пионер, тогда примем.

— Тогда в пионеры примите.

— Коська, ты ближе сидишь. Дай ему леща Только не сильно.

Коська взмахнул рукой, Димофей слетел с бревна, вскочил на ноги и с громким рёвом побежал в деревню.

— Вот я твоей матери скажу… — закричал он издали. — Ох, тебе тогда и будет…

— Иди, иди, — бесстрашно заявил Коська, — а то догоню — добавлю.

Димофей перестал реветь и проговорил со злорадством:

— А я всем скажу, что вы тут говорили.

Ребята переглянулись, но в это время произошло событие, отвлёкшее их от дальнейших размышлений. Со стороны просёлка послышался ровный, постепенно усиливающийся шум, и вскоре из-за деревьев показался трактор. Трактор тянул за собой два вагончика с окнами, занавесками и лесенками. За первым трактором шёл второй. К нему были прицеплены виляющие из стороны в сторону новенькие сеялки. Грохот становился всё сильнее, и ребята чувствовали, как от тяжёлого хода машин начали дрожать брёвна. Появились третий, и четвертый, и пятый тракторы, с культиваторами, дисковыми боронами, плугом, и Димофей провожал каждую машину жалобным возгласом: «Подсади, дяденька!»

В колхоз приехала тракторная бригада.

Водителя головного трактора, Голубова, ребята узнали издали: рядом с машиной бежала его любимица — собачонка неизвестной породы под названием Пережог. Голубов был одет так, словно ехал не на работу, а в кино. На нём ладно сидел новый, немного помятый от долгого лежания в сундуке костюм, хромовые сапожки с ярко начищенными и собранными гармошкой голенищами и кепка с маленьким козырьком, которую можно купить только в главном магазине райцентра, да и то не каждый день. И трактор Голубова, украшенный переходящим знаменем, с блестящими гусеницами, с железными буквами на радиаторе, только что подкрашенными свежей краской, казался таким чистым и нарядным, словно и он вместе с хозяином собрался в кино.

Когда колонна подъехала ближе, ребята увидели рядом с Голубовым Гошку, десятилетнего сына директора МТС. Гошка сидел, стараясь быть похожим на Голубова, но это ему плохо удавалось, потому что знамя, развевающееся от ветра, все время накрывало его с головой.

— Гошка, ты тоже к нам? — закричал Коська.

— К вам!

— Надолго?

— На неделю!

— А как же школа?

— У нас карантин!

— Вот красота!

Через несколько минут колонна скрылась за ригой и наступила необычная тишина, словно кто-то заложил ребятам уши ватой.

— Самую лучшую бригаду нашему колхозу выделили, — сказал Петя. — Пятую тракторную.

— А почему она передовая? Потому что пятёрка — самое счастливое число, — объяснил Толя.

— Конечно лучше, чем двойка, — согласился Коська. — Есть предложение назвать нашу бригаду по выращиванию Чародейки пятой полеводческой. Кто против?

Против никого не оказалось. Ребята погрустнели. Слишком большая была разница между великой силой, прогромыхавшей по просёлку, и четырьмя мальчиками, затеявшими сложное дело освоения нового сорта пшеницы.

Внезапно раздался плач. Это Димофей вспомнил недавнюю обиду и отправился в деревню жаловаться.

— А ведь всем раззвонит! — с беспокойством проговорил Петя, сорвавшись с места, и побежал догонять брата. — Дима! Да не бойся ты. Примем мы тебя, примем.

Димофей недоверчиво оглянулся.

— Правда, примем. Ты у нас будешь… Ну, кем бы тебе?.. Ну, агрономом.

— А чего мне делать?

— Что делать? А ты гляди, что правдашный агроном делает, то и ты делай. Только, чтобы ни одна живая душа про это не знала. А то сразу — вон!

Так в этот вечер окончательно оформилась пятая секретная полеводческая бригада.

3. ПЕРВЫЕ ТРУДНОСТИ

Новый агроном Александр Александрович ребятам не понравился.

Как только по деревне разнёсся слух о пропаже зёрнышек, Александр Александрович вызвал Петю к себе на квартиру. Агроном, видно, любил воспитательную работу: когда разговор о зёрнышках был исчерпан до дна, он заметил, что Петя носит шапку, как Соловей-разбойник, и подробно объяснил, кто такой Соловей-разбойник. После этого он увидел следы в комнате и долго удивлялся, как это Петя не научился вытирать ноги, входя в комнату. Потом, когда стало вовсе не к чему придираться, агроном начал ходить вокруг Пети, подняв сухой палец, и объяснять, что всякое дело требует ума, что, прежде чем что-нибудь решить, надо семь раз отмерить, и что «пионер» в переводе с латинского означает: идущий вперёд, первый.

В течение всего этого тягостного разговора Лёля сидела за учебниками, и было видно, что она стыдится отца.

Петя устал, расстроился и, потеряв терпение, решил признаться, что сочти все зёрнышки целы. Но в это время вошёл его отец Харитон Семёнович, и, пока они с агрономом шумели про какие-то калийные соли, Петя потихоньку сбежал, довольный тем, что наследил в горнице.

Отцу агроном тоже не понравился. Петя слышал, как вечером за чаем он рассказывал матери:

— Вчера полный день меня гонял. Я умаялся, говорю ему: «На схеме все поля нарисованы, пойдёмте на схеме поглядим». — «Нет, говорит, мне микрорельеф видеть надо». У меня дел выше головы, а он ходит и ходит, как заведённый, какой-то микрорельеф глядит, землю щупает. Я думал: городской человек, по привычке в конторе сидеть будет. А нет. Вчера меня одного гонял, а нынче — целое правление. Собрал утром правление, все честь по чести, повестку дня подработали. Стали обсуждать, как быстрее в сетку войти. Получается, как всегда, — придётся маленько пары занимать. А он — тык в схему пальцем: «Почему, мол, второе поле углом?» Я ему разъясняю: «Потому углом, что с того боку лозняк растёт». — «Пойдёмте, говорит, поглядим, что за лозняк». И завёл всё правление, знаешь, туда, к Чёрной балке. Ходили, ходили, носы об кусты перекорябали… Аж до самой до речки, до Мараморушки дошли. А потом, как всё кончилось, по дворам пошёл, стал хозяев спрашивать, что собираются сеять на приусадебных участках. Чудной человек. Будто ему и дела другого нет, как за приусадебные участки хворать.

— У него своего хозяйства нету, вот он и интересуется, — сказала мать Пети, Лукерья Ивановна. — Где у него жена-то, не сказывал?

— Не говорил. Видно, невесело ему это вспоминать. Я уж Дуське велел, чтобы забегала к ним, прибиралась… За