вопрос, но ему отказывали из тех соображений, что не хватает рабсилы. И только Александр Александрович помог продвинуть этот вопрос…

— Всю землю позабирали, — раздражённо сказал Коська, когда дядя Вася пошёл мерить дальше.

— И правильно, — равнодушно заметил Фёдор.

— Правильного правильно, а где сеять будем? — спросил Петя.

— Ой, мы вовсе в школу опоздаем! — всё больше беспокоился Толя. — Давайте сейчас заниматься пойдём, а после обеда снова подумаем.

Для сокращения пути ребята побежали в школу прямиком, через Николин борок и через фруктовый сад колхоза.

В саду, среди мокрых голых яблонь, бродил сторож дедушка Егор и ругался:

— И так жили хорошо, в полном достатке, а вот, на тебе, не терпится переворотить хозяйство кверху пятками… Недодумы, язви вас в душу…

— Кого это ты, дедушка, честишь? — спросил Коська.

— Кого надо… Пускай теперь другого сторожа летом становят, не останусь я здесь. У меня вон там, на горушке, с того года, как сад посадили, шалаш стоял. И место покойное, и Мараморушка рядом — рыбку половить можно, и, опять же, тебя никто не видит, а ты всех видишь. А теперь велят оттуда подаваться. Где-то плотину хотят становить, Мараморушку запружать. Агроном тут ходил с рейками, говорит, что на горушку не пройти будет летом, Мараморушка, говорит, разольётся, получится из этой горушки остров. Гляди-ка ты, остров получится! Вот недодумы, язви их…

Сначала никто не обратил особенного внимания на слова дедушки Егора, и только на втором уроке Фёдор бросил Пете записку, в которой говорилось, что лучшего места для опытного участка, чем дедушкина горушка, и искать не надо.

Ребята условились прийти туда к шести часам вечера и начать работу.

За полчаса до назначенного времени Петя, вооружившись заступом, отправился через фруктовый сад.

Место, с которого согнали дедушку Егора, оказалось для опытного участка очень подходящим. На южном, пологом склоне невысокого холма, сплошь заросшем кустарником, каким-то образом сохранилась небольшая полянка-плешинка, напоминающая своими очертаниями цифру «восемь». Подойти к этой полянке можно было только со стороны сада. Северный склон холма крутым обрывом падал к Мараморушке, речке до того мелкой, что дедушка Егор ловил рыбу самым простым способом: осторожно отворачивал камень, лежащий на дне, и тыкал в спящую под камнем рыбину вилкой.

Сразу же за речкой начинались поля, и с холма, если раздвинуть кусты, хорошо были видны зелёные вагончики тракторной бригады Голубова и даже собачка Пережог, свернувшаяся чёрным крендельком на ступеньке.

Пробравшись сквозь колючие кусты. Петя увидел на полянке Димофея. После занятий Петя рассказал брату о выбранном месте, но никак не думал, что Димофей окажется там раньше всех.

Мальчик сидел на корточках, и возле него в землю был воткнут медицинский термометр.

— Зачем градусник? — спросил удивлённый Петя.

— Температуру меряю, — не сводя глаз с термометра, отвечал Димофей. — Наверно, испорченный градусник. Целый час гляжу — ничего не показывает.

— У матери взял градусник?

— У матери. На комоде.

— А если она хватится? А ну, живо неси обратно!

Димофей побежал домой.

Вскоре подошли остальные ребята, и четверо членов секретной полеводческой бригады принялись взрыхлять землю лопатами.

Работалось весело. С полей доносился равномерный шум тракторов, слышалось, как Голубов устало вызывает по рации: «Берёзовская МТС! Березовская МТС!», как грохочут по мостику груженные зерном подводы. Сотки людей на просторных полях делали большое, необходимое Родине дело.

И здесь, на скрытой в кустах тесной полянке, четверо ребят, без подвод и культиваторов, без тракторов и раций, тоже делали большое дело — готовили землю под посев Чародейки.

Во время работы обсуждали некоторые организационные вопросы. Во-первых, было решено дежурить на опытном участке каждому по очереди вечерами до одиннадцати часов ночи. Во-вторых, каждый из членов бригады получал в своё ведение определённые зёрнышки и обязывался отвечать за всходы. Петя, Фёдор и Толя получили по пяти зёрнышек, а Коська, как наиболее легкомысленный, — четыре.

Несмотря на то, что подсохшая земля была тверда и неподатлива, дело подвигалось быстро. Только когда Коська сказал: «Смотрите, червяка разрезали напополам», — произошёл перерыв, да и то недолгий.

Вскоре почва была вскопана на глубину двадцати сантиметров, размельчена, перемешана с сыпцом, и ребята, ползая и стукаясь друг о друга головами, заложили в землю свои зёрнышки.

— А всё-таки нехорошо получается, — сказал Фёдор. — Надо было за Дихофеем хоть одно зёрнышко закрепить.

— Молод ещё, — возразил Петя. — Шесть лет.

— Обидится наш агроном.

— Нет. Не могу я ему доверить.

— Вот у меня есть зёрнышко простой Мильтурумхи, — сказал ухмыляясь Коська. — Давайте воткнём с краю, а Димофею скажем, что это Чародейка. Пусть ухаживает.

Предложение было принято. Зёрнышко Мильтурумки оказалось рядом с зёрнами Чародейки.

— Ну, теперь всё, — проговорил Толя, обтирая руки. — Кончили.

— Теперь только начали, — словно сам себе задумчиво сказал Петя, прислушиваясь к далёкому шуму тракторов.

4. ВЕЧЕР

Хороши вечера в «Зелёном долу»! Поработавшее целый день и щедро раздарившее свой жар полям, медленно опускается за дальний лес утомлённое неяркое и холодное солнце. Сырой работящий ветер, летавший целый день над землёй, вдруг утихает и, засыпая, устало шевелит флажок на вагончике тракторной бригады. Бойкая речушка, переворошившая за день множество камешков и ракушек, с тихим шорохом ворочается в своем ложе, поудобнее устраивается на ночь… На поле шумят трактора, освещая пашню сильными фарами. Из вагончика доносится голос Голубова: «Говорит пятая тракторная! Говорит пятая тракторная!» У реки улюлюкают первые лягушки, но все эти звуки только резче оттеняют спокойную тишину довольного прошедшим днём отдыхающего вечера.

В один из таких вечеров на ступеньке вагончика тракторной бригады под электрической лампочкой сидели Петя и Толя, а мальчик, приехавший из МТС, Гоша читал им рассказ Тургенева «Бежин луг».

— «Вот поехал Ермил за поштой, — читал Гоша вкрадчивым голосом, чтобы страшней было. — Вот поехал Ермил за поштой, да и замешкался в городе, и едет назад уже хмелен… Едет он этак псарь Ермил и видит…»

— А кто такой псарь? — спросил Толя.

— Это раньше люди такие были при собаках, — нетерпеливо объяснил Петя. — Их помещики на охоту брали. Читай, Гоша.

— «Едет он этак Ермил и видит: у утопленника на могилке барашек белый такой, кудрявый, хорошенький похаживает…»

— Страшно, — поёжился Толя.

— И ничего страшного нет, — презрительно усмехнулся Петя. — Подумаешь, баран белый.

— Как это нет ничего страшного? — обиделся Гоша. — А ты дальше слушай: «Ермил слез да и взял его на руки, а барашек ему прямо в глаза и глядит. Жутко ему стало, Ермилу-то, псарю, что-то, мол, не помню я, чтобы эдак бараны кому в глаза смотрели, однако, ничего, стал он эдак по