без сна. Дэвид признавался сам себе, что боится. Ему было известно, что он не трус, – это стало ясно во время боевых действий в Норвегии; и чтобы шпионить в офисе, тоже требовалась храбрость. Но как ни странно, хотя его поступки считались изменой, он все еще полагал, что статус государственного служащего оградит его от лишних вопросов и даже даст защиту. Теперь же предстояло нечто совсем иное, и он ощущал свою уязвимость. Дэвид посмотрел на часы. Пора идти.

Когда Дэвид приехал в Уотфорд, Наталия и Джефф уже ждали на стоянке перед большим черным «остином». Когда он подходил к машине, где-то поблизости зазвонили церковные колокола. На Наталии был белый макинтош с шарфом, из-под него выглядывал свитер. Впервые за время их знакомства на ее лице был аккуратный макияж – она выглядела как типичная представительница среднего класса, отправляющаяся с бойфрендом и его приятелем в воскресную благотворительную поездку.

– Все в порядке?

Ее манера обращения была еще более прямой и деловой, чем обычно. Дэвид буркнул в знак согласия.

– Сара поверила в историю о двоюродном деде. Когда я ушел, она еще спала.

– Не забыл захватить оба удостоверения личности? – осведомился Джефф с тяжеловесной иронией. Он тоже был одет неброско и официально.

– Да, поддельное – для клиники, настоящее – для всего остального. Хотя едва ли нас остановят, так?

– Кто может поручиться? – сказала Наталия.

Теперь Дэвид видел, что женщина тоже напряжена – быть может, даже боится.

– Днем в Мидленде ожидается туман, – заметил Джефф. – Если верить прогнозу погоды.

– Не забудьте, что, навестив вашего друга, мы поедем в Бирмингем и заглянем в его квартиру. Вдруг там найдется что-нибудь интересное для нас – например, бумаги, – сказала Наталия. – Наш человек в клинике добудет ключ.

Дэвид не ответил. Ему стало неуютно при мысли о необходимости вламываться в квартиру Фрэнка.

Они выехали на новую трассу М1: построенная по образцу немецких автобанов, она связывала Лондон с северными графствами. Наталия вела ровно, на одной скорости. Дорога была почти пустой – только немногочисленные семейные автомобили и фуры. Близ Уэлин-Гарден-Сити их обогнал военный грузовик. Задний брезентовый полог был откинут, сидевшие рядком солдаты в хаки выглядывали из кузова. Заметив женщину за рулем «остина», они стали делать неприличные жесты, потом грузовик прибавил ходу и оторвался от легковушки.

– Интересно, куда они направляются? – спросила Наталия.

– В один из армейских лагерей на севере, надо полагать, – ответил Дэвид. – Поговаривают о новой забастовке шахтеров.

Она глянула на него в зеркало:

– Вы сами были в армии в тридцать девятом – сороковом годах, как мне помнится?

– Да. В Норвегии.

– Каково это было?

Она улыбнулась, но ее взгляд оставался внимательным.

– В первые несколько месяцев ничего не происходило, и зиму я провел в лагере, в Кенте. – Он повернулся к Джеффу и заметил шутливо: – Тебе-то было хорошо, тепло и привольно в Африке.

– Окружным офицерам вроде меня не разрешали поступать в армию. А я хотел.

– Потом немцы как снег на голову обрушились на Данию и Норвегию, – продолжил Дэвид. – Наш полк послали в Намсус, это на севере Норвегии.

– Я слышала, во время той кампании был сплошной беспорядок, – заметила Наталия.

– Все кампании сорокового года были такими. – Дэвид вспомнил, как они наконец отплыли: транспорт качало на высоких крутых волнах, всех солдат укачало, потом палуба стала белой от метелей. И вот их взглядам открылась Норвегия: гигантские заснеженные пики, поднимающиеся из воды. – Прибыв и высадившись, мы тут же отправились навстречу немцам. Шли в плотных армейских шинелях, за день они промокали от пота, а ночью леденели на морозе. Стоило сойти с дороги, как сапоги целиком уходили в снег. Но мне доводилось слышать, что у солдат, которые высаживались в других местах, не было даже зимнего обмундирования.

– Немцам пришлось столкнуться с такими же трудностями, однако они попросту пробили себе дорогу, – сказал Джефф.

– Они-то готовились к нападению, а мы – нет. То же самое произошло во Франции.

Дэвиду вспоминался марш по норвежской дороге, горы, леса и снега – все такое громадное и бесконечное, что он и вообразить себе не мог. Перед мысленным взором снова возникли немецкие бомбардировщики и истребители, с ревом пикирующие на них. Истребители проносятся так низко, что можно разглядеть лица пилотов, пулеметные очереди косят колонну, люди валятся в снег, и тот окрашивается алым. Картина в квартире Наталии напомнила ему об этом.

– Немцы казались непобедимыми, – продолжил он тихо. – Я получил обморожение, и меня послали домой поправляться, а тем временем противник устроил нам такую же баню во Франции. Не представляю, как мы могли дальше сопротивляться после этого.

– Я тоже, – согласился Джефф. – Помнится, я тогда подумал: «Если мы не сдадимся, Лондон попросту сотрут бомбами с лица земли, как Роттердам или Варшаву».

Он нахмурился и виновато потупил взгляд.

– Немцев можно побеждать, – решительно заявила Наталия. – Россия это доказала. Во многих местах там даже нет линии фронта: немцы удерживают одну деревню, а партизаны – соседнюю, и от сезона к сезону все меняется. Фрицы совершенно увязли.

– Но и русские не могут побить немцев, – возразил Дэвид. – Патовая ситуация. Мне кажется, проиграет тот, у кого первым закончатся люди, – с горечью добавил он.

– К тому же есть невоенные потери, – подхватил Джефф. – Особенно если известия об эпидемиях холеры и тифа по обе стороны фронта правдивы.

Наталия мотнула головой:

– Русских больше, чем немцев. И на их стороне генерал Зима – русские лучше переносят тамошний климат. Они знают, как нужно одеваться, как выживать в лесах, какие семена и грибы можно есть.

Дэвид обдумал ее слова.

– Мне кажется, в тех местах, откуда вы приехали, тоже суровые зимы.

Наталия кивнула:

– Да, долгие зимы и много снега.

Они проехали мимо древней сельской церкви, где только что закончилась служба; тепло одетые прихожане, сбившись в кучки, переговаривались у крыльца. Краснолицый священник в белом стихаре пожимал мужчинам руки.

– Выглядят вполне довольными, – заметил Дэвид.

– Да, – согласился Джефф. – Должно быть, из паствы Хедлема.

Два года назад английская церковь раскололась – значительное меньшинство, не согласное с правительством, образовало собственную конгрегацию, подобно евангелической церкви в Германии. Однако эта община – судя по всему, вполне крепкая, – скорее всего, осталась под началом прогерманского архиепископа Хедлема.

– Вас воспитывали в англиканской вере, Джефф? – поинтересовалась Наталия.

– Мой дядя был священником. Я долго был верующим и выбрал службу, связанную с колониями, отчасти из желания помочь бедным отсталым туземцам. – Он издал свой короткий, злой смешок и провел пальцем по пшеничным усам: резкий, не терпящий возражений жест. – Мы с Дэвидом спорили по поводу