Мужчины за барной стойкой, пьянея, разговаривали все громче.

– На Великой войне, если солдат отказывался вылезать из окопа и идти вперед, его тут же отдавали под трибунал, а потом ставили к стенке. Я сам видел. А почему с людьми, которые не хотят выполнять свою чертову работу, должно быть иначе?

Дэвид вспомнил слова, сказанные как-то Сарой: Великая война сделала массовую бойню обыденным делом, и это позволило Сталину и Гитлеру совершать убийства в невиданном до 1914 года масштабе. Вот почему эти старики рассуждают, как советские комиссары или офицеры СС.

Бармен прибавил звук в телевизоре. Все обернулись. Возникла заставка с вращающимся земным шаром и логотипом Би-би-си. Послышались слова диктора: «…Специальная трансляция из Министерства по делам Индии, выступление достопочтенного Эноха Пауэлла, члена парламента». Появилось аскетичное лицо Пауэлла с черными усами и пронзительными, жгучими глазами. Все воззрились на экран. Он заговорил своим звонким голосом с бирмингемским выговором, без улыбки – Пауэлл никогда не улыбался.

– Сегодня я хочу обратиться к вам по поводу важнейшего из владений империи – Индии. Все вы знаете, что там распространились мятежные настроения и терроризм. Все это затронуло даже туземные части в составе Индийской армии. Но я намерен сказать вам сегодня, что мы никогда, ни при каких обстоятельствах не сдадимся. Нам известно, что большинство индийского народа поддерживает нас, что простые люди, которым мы принесли железные дороги, ирригацию и определенное благополучие, и правители княжеств являются нашими преданными союзниками. Как и Мусульманская лига, которая страшится будущего преобладания индусов. В течение двухсот лет мы управляем Индией твердо и честно. Править ею – наше предназначение.

Министр наклонился ближе, горящие глаза на экране впивались, как казалось, в глаза каждого из зрителей.

– Вот почему, – продолжил он, – мы, по договоренности с нашими немецкими союзниками, производим набор ста тысяч солдат для усиления нашего присутствия. Скоро в Индию вернется сильная и спокойная власть. Мы не уйдем и не согласимся на компромиссы никогда. Нация, демонстрирующая такую слабость, сама восходит на свой погребальный костер. Так что будьте уверены: британское правление и британский порядок в Индии станут еще тверже.

Старики у барной стойки разразились одобрительными криками и захлопали в ладоши.

– Мы знали, что следует ожидать чего-то подобного, – пробормотал Джефф.

– Индия, – проговорила Наталия. – Черчилль перед войной тоже намеревался решительно удерживать ее, не так ли?

– Он знает, что эту битву он проиграл, – сказал Джефф.

Официантка принесла пастуший пирог, не до конца пропеченный, зато с обильной начинкой. Подкрепившись, Наталия сказала, что хотела бы размять ноги, хотя бы минут десять, – путь предстоит долгий. Джефф заявил, что для него слишком холодно и он посидит в машине. Идти было некуда, разве что прогуливаться по краю почти пустой парковки у постоялого двора, поэтому Дэвид и Наталия начали описывать круги, шагая неспешно, покуривая. Одну руку она держала в кармане. «Возможно, там у нее пушка, – подумал Дэвид. Джексон назвал ее отличным стрелком. – В кого она стреляла?» На противоположной стороне поля стояла деревня. Подобно другим, мимо которых им доводилось проезжать, дома в ней были из красного кирпича – они уже немало времени ехали по Мидлендсу.

– Скоро вы увидитесь со своим другом Фрэнком, – обратилась к нему Наталия. – Похоже, это человек с множеством проблем.

Ее тон был сочувственным.

– Иногда я удивляюсь, как Фрэнку удавалось их преодолевать.

– У моего брата тоже было много проблем, – сказала она. – Всю его жизнь. Но это не помешало правительству отправить его на войну в Россию.

– Мне жаль. Я не знал.

Она грустно улыбнулась и отвела взгляд, посмотрев на работавшего в поле фермера. Две крупные упряжные лошади тянули старинный плуг. Потом Наталия снова повернулась к нему:

– Похоже, есть люди, у которых не все в порядке, и им не всегда удается справиться с этим.

– Мне кажется, в начале жизни у Фрэнка многое пошло не так, как надо.

Женщина остановилась, глядя на лошадей:

– В моем брате было что-то странное с самого рождения. Но он имел право жить. – Она с неожиданной яростью посмотрела на Дэвида. – Право жить, как все другие.

Дэвид помолчал, потом сказал:

– Вы говорили, что ваши власти помогали грузить евреев в поезда.

– Да, это так.

Дэвид старался не упоминать о судьбе евреев. Но Наталия знала, хотя бы частично, что` произошло с ними в Европе.

– Вам известно, куда их отправляли? – спросил он.

– В точности никто не знает. Но мне кажется, в какое-то жуткое место.

– Нам тут ничего не известно. Говорят о трудовых лагерях с хорошими условиями.

Она пошла дальше.

– Перед войной у нас в Братиславе жило много евреев. У меня было несколько еврейских друзей. – (Дэвид кивнул и улыбнулся, призывая ее продолжать.) – Все происходило постепенно: ввели ограничение на профессии, затем стали отбирать у евреев предприятия. Закручивали гайки, оборот за оборотом.

– Как и здесь.

– В сорок первом году всех изгнали из Братиславы. – Голос Наталии снова стал ровным и бесстрастным, и до Дэвида начало доходить, что это стоит ей немалых усилий. – На нашей улице жила семья, отец был пекарем. Однажды утром я проснулась от звона бьющегося стекла. Выглянула в окно и увидела людей из Глинковой гвардии – это полувоенная фашистская организация. Они выгоняли обитателей дома на улицу, пинками и тычками. Потом погрузили в фургон и увезли. Некоторые из гвардейцев остались, и я слышала, как они возятся в доме: ломают вещи, охапками вытаскивают одежду и утварь. Позже мы узнали, что такое творилось по всему городу. Один из гвардейцев въехал в дом с семьей и возобновил работу пекарни, будто она всегда ему принадлежала. Фашисты в своем большинстве именно таковы – воры в поисках добычи.

Дэвид поежился:

– И никто не возмутился?

Наталия посмотрела на него с внезапной злостью:

– А как я должна была поступить в тот день? Пойти к гвардейцам и сказать, чтобы они перестали? Что бы со мной стало, как полагаете?

– Да, конечно, вы не могли ничего сделать.

– И все произошло так быстро. Кое-кто запротестовал, даже некоторые священники, что смутило Тисо. Депортации на время приостановили. Но как я слышала, потом продолжили. – Она вздохнула. – Мне так хотелось сделать что-нибудь.

– Вы не могли. Простите меня – я знаю, что вы не могли.

Наталия улыбнулась и вдруг показалась ему беззащитной.

– Не могла. Но людям надо об этом знать. Хорошо, что вам это интересно.

– Так евреев сажали на поезда?

– Это было годом позже. Нам сказали, что для них создаются трудовые лагеря в отдаленной сельской местности, но где именно – мы не знали.