– И притом ведет себя честно, – проворчал Бернардин.

– Пошли, брат Змея, – позвала Сочия. – Сегодня мне пригодится змеиная поддержка.

Совершенный ее шутке не обрадовался. Он никак не мог смириться с тем, что три человека погибли из-за его странного дара.

Альтен-Вайнберг не мог похвастаться большим количеством дэвов. Но у тех, которые там все-таки жили, дела процветали. Образованные дэвы стремились влиться в имперское светское общество и занимали видное положение среди государственных чиновников.

Ученый-дэв по имени Родолоф Шмеймдер выступал в качестве посредника между своим народом и Войском Праведных – он сам себя назначил на эту должность, когда Карава де Бос вернулся после набега на мануфактуру Крулика и Снейгона и привез пленных.

Теперь Шмеймдер просил о встрече с Предводителем.

– Чего тут такого? Выслушали бы, – убеждал Хекта Титус Консент.

– Хлопочешь за бывшего единоверца?

– Нет. Я его сам встречал только раз. Он меня разозлил, и я отправил его обратно к де Босу. Карава думает, из него может получиться ценный союзник.

– А для чего он хочет меня видеть?

– От де Боса или от меня ему толку мало будет, если вы опять взбеситесь лишь потому, что мы выполняем свои обязанности. Зачем вы в нас сомневаетесь, если всех подробностей не знаете?

– Понимаю.

Титус имел в виду ту сцену, которую Хект закатил, узнав, что ремесленникам-дэвам с мануфактуры Крулика и Снейгона (их держали под надзором в округе Хоквассера и никого к ним не пускали) разрешили отправлять письма родне. А родня эта в основном проживала в Броте, где у Пайпера Хекта имелись враги.

– Значит, это мне наказание за то, что тогда погорячился.

Когда вспышка гнева прошла и Хект успокоился, он обдумал их мотивы. Ни для кого не было секретом, что случилось с захваченными во время налета дэвами. Ремесленники-пушкари, когда улеглось возмущение, не прочь были по-прежнему заниматься своим делом и на новом месте, если только им предоставят некоторую свободу, не будут попирать их достоинство и дурно с ними обращаться, да еще заплатят.

– Я действительно погорячился. Подозрительность одолела. Все, что они могут сообщить, уже и так всем известно. Чем именно собрался донимать меня Шмеймдер?

– У него будет несколько просьб. Самая важная, думаю, вот какая – разрешить родным пушечных дел мастеров к ним перебраться.

Хект почувствовал, как в нем закипает гнев. Но с чего бы? Он взял себя в руки, и далось это ему легче, чем в прошлый раз.

– Вполне понятная просьба, – продолжал Титус. – Если здесь будет родня, у дэвов поубавится желания навредить или сбежать.

Хект попытался припомнить, когда у него впервые начались приступы безрассудного гнева. Обычно он тщательно просчитывал ситуацию, перед тем как позволял себе взорваться. Консент и де Бос тогда поразились, поняв, что он лишь кричит, но ничего предпринимать не собирается.

– Еще он попросит дать им немного больше свободы. Не думаю, что они после этого разбегутся, – добавил Титус.

– Если мы разрешим родным приехать сюда.

– Да.

– Как они работают?

– Так себе. Делают столько, что едва хватает. И качество уже не то. Вдобавок трудно доставлять руду и дрова для печей. Хоквассер не слишком-то удачно расположен.

– Привозите им сразу ковкое железо и уголь.

– А сера? А селитра? Лучше переместить мастеров поближе к ресурсам, а не наоборот.

– Тогда займись. Но проверь, чтобы мы ничего не потеряли.

В том налете на мануфактуру Крулика и Снейгона важнее всего для них были не сами пушечных дел мастера, а то, что теперь плодами их труда не могли пользоваться все остальные. Вражеские фальконеты, с которыми Хекту придется столкнуться на поле боя, будут второсортными.

Титус Консент выслушал командира, но на все его опасения ничего не ответил.

– Шмеймдер попросит разрешения собрать полк из дэвов и дейншо, – сказал он. – Поучаствовать в освобождении Святых Земель.

– Ты это серьезно?

– Их вера тоже зародилась среди Кладезей Ихрейна. Задолго до нашей.

Родолоф Шмеймдер был совсем не похож на типичного дэва. Его заметно поредевшие волосы были светлыми, а глаза – голубыми, как у доброй половины жителей Граальской Империи. Шмеймдер часто улыбался, что тоже не увязывалось с образом дэва, который успел сложиться у Хекта в голове.

Он внимательно изучал гостя, гость отвечал тем же.

– Предводитель, надеюсь, вы не сочтете меня дерзким, но, судя по вашей ауре, вас коснулась Ночь.

Услышав это, Консент оторвался от своих записей и даже задохнулся от изумления.

– С чего вы так решили? – поинтересовался Хект.

– К сожалению, словами это не так легко выразить, как, к примеру, описать достоинства и изъяны лошади.

– Значит, вы, как гадалка, можете выдумывать что угодно. Не приводя никаких доказательств.

– Ну… да, – протянул удивленный Шмеймдер. – Понимаю, человек, не чувствительный к таким вещам, так и подумает.

– Уверяю вас, милостивый государь, я к Ночи чувствителен настолько, что, пока ее создания меня по голове дубиной не огреют, и не замечу.

– И про ауру вам никто еще не говорил?

– Мои люди постоянно твердят, что от меня жутью веет. Я мыслю иначе, чем они. И вокруг меня творятся странные вещи. Но ведь это мы сами странные вещи и творим.

Титус Консент молчал с невозмутимым лицом.

– Впрочем, все это не имеет значения, – продолжал Хект. – Господин Консент сказал, вы хотите что-то обсудить со мной. Давайте приступим. У меня скоро встреча с императрицей.

– Знаю. Вам необходимо решить, что делать с Анселином Менандским… Ой! – Шмеймдер побледнел.

Дэв знал то, что знать ему было не положено, и случайно себя выдал.

Хект даже не взглянул на Консента. Утечка случилась не по его вине. Промах наверняка допустил кто-то из окружения Элспет и, скорее всего, не намеренно.

– Шпионаж – не самый лучший способ расположить к себе императрицу и Войско Праведных, мастер Шмеймдер.

– Согласен. Но хочу напомнить вам, что в Альтен-Вайнберге ничего нельзя скрыть. Разве что ничего не записывать и все обсуждать только в тихой комнате, и то слухи пойдут. Кто-то расскажет жене, кто-то любовнице, лучшему другу. Исключительно по секрету.

Точно так было и в Броте, где заговоры и интриги превратились в своего рода искусство.