— Да почему же он хочет застрелиться? — вопрошает докладчик. Да все потому, что иней-то серебрится! Обратите внимание на этот тайный смысл: «сере…» и отдельно «брится»!!! Намек на его молодость, на первое бритье нежных щек!..

И далее о двуединстве Мира. Мира Добра и Зла, Кавказа и Меркурия, Христа и Антихриста, Малинина и Буренина!

«Малинин и Буренин» — учебники физики в гимназиях, «Кавказ и Меркурий» — пароходное общество на Волге. Трудно воссоздать весь тот блеск и остроумие спектакля Евреинова и, скажем, его «интеллектуальность». Впрочем, я ведь не такой уж был и театрал, чтобы все сохранить в своей памяти… Эта зима прошла у меня под знаком увлечения Вагнером! Все театральные впечатления вытеснила его музыка! «Тристан и Изольда»! «Парсифаль». Вся его «внутренняя возвышенность» наполняла мою душу в ту зиму.

Помню свои романы — робкие и редкие, как дождик в сухое лето. Смешные романы молодого человека, эскизы новелл!

У меня была знакомая художница, со стогом волос на голове.

Ее фамилия была — Птюшкина. Подруги ее называли Поля Птюшкина! И имя и фамилия носительнице их не нравились! Особенно не нравилось это «ю» в фамилии.

— Ну, хоть бы Пташкина! — говорила она. — Это мягкое «ю» делает фамилию какой-то особенно унизительной, даже подлой! А, впрочем, — говорила она, — фамилия — не беда! У меня жених — мичман флота… барон Кригсхельм! Я скоро позабуду про эту «Птюху-Плюху»!

Я познакомился с ней в столовой Академии. У нее были бронзоворыжие волосы. Сам цвет волос уже предполагал, что художница с такими волосами обязана быть колористкой!

И действительно, краски на ее холстах ложились «сами собой» в каких-то приятных сочетаниях, и все говорили: «Вот это колористка! Прирожденная!»

У нее несколько приплюснутый нос, пышные и как бы все время сосущие губы. Но ведь такие же губы столько раз изображал гениальный Обри Бёрдсли… Иродиада! Дамы на рисунке «Вагнеристки», они же и у артистки Режан!

Рыжая Режан с порочными губами, есть от чего закружиться голове! В наше чувство влюбленности (особенно в молодости!) — вплетаются эти интеллектуальные нотки… Женские образы, созданные в Искусстве, — это возвышает… чувственное влечение, делает музыкой!

Рыжая Режан, как много мужчин было околдовано твоей внешностью! Сам Эдмон Гонкур. Ну, конечно, хотелось бы, чтобы Поля была как-то повыше ростом, потоньше в кости, имела бы более гибкую осанку всего тела. Словом, более походила бы на рисунки Бёрдсли!

Сигарные дамы «модерна»! Этот ядовитый извив есть ведь и в бархатных черных тулуз-лотрековских юбках! Но настоящего «модерна» в Птюшкиной не было!

Она была кряжиста, крепко сколочена, ширококостна! Крепко, увесисто впивались ее икрастые ноги в землю, в пол. В разношенных туфлях ясно проступал большой палец! «Жительница планеты Земля», что и говорить!

Но это ничего! Главное, главное — Бёрдсли! Рыжая Режан! Может быть, какие-то плакаты Тулуз-Лотрека были вдохновлены именно «ею»!

Глаза были зеленые, хотя и не как зеленая бирюза или там зеленый китайский нефрит… но все-таки… с зеленцой лежалого сена! В деревнях о таких глазах говорят: «Бесстыжие зенки»!

У Бёрдсли неясно, какие глаза у Иродиады! Но мне мало было любоваться копной рыжих, пылающих волос, нет, подавай мне еще и «слияние душ»!

Я почти насильно затаскивал ее в Эрмитаж! Хотел поделиться с ней своими восторгами! Она со скучающим видом повторяла:

— Мне все это чуждо! Я так не вижу!

— Но посмотрите… Это — Клод Лоррен! «Закат на пристани»!.. Да и не в пристани тут дело! Это — видение мира! Этот пейзаж не просто «видик» — это некое «чувство Мира»! Вы помните, как Достоевский любовался Клодом Лорреном? Он назвал тот дрезденский пейзаж — «Мечтой о счастье Человечества»! Каково! Он угадал самую суть этого видения. Зачем ему были живописные анализы!

— Я не вижу так. И все мне здесь кажется искусственным! Театр — и только!

— Вы помните, как у него описано это видение в «Подростке», — говорю я, не слушая ее. — Вы читали «Подростка»?

— Я вообще не люблю Достоевского, очень тяжелый язык!.. Несколько раз принималась, — нет, не могу! Я люблю Левитана, я тоже так вижу. Может быть, и я когда-нибудь сделаю что-нибудь в его роде! Наша русская природа, а все, что не «наше», я как-то не люблю!

— Полина! Есть холсты живописи, в которых есть что-то «высшее», не только зарисовки с натуры!

— А этот огромный мужик, что на вершине горы сидит… не знаю как фамилия художника, — это тоже высшее? — усмехнулась она.

— Да, высшее… Художника зовут — Пуссен!.. Я тоже люблю Левитана, но есть что-то за пределами Левитана!.. Это «гармония».

— Пора уходить!.. Вы где обедаете по воскресеньям, когда наша столовая закрыта?

Поля жила на Каменоостровском в высоком доме. На самом чердаке… Каморка была пристроена к гигантской трубе… Жила она с подругой — медичкой. Скромное существо. Блондинка, правильное лицо поповского склада.

Есть склад лиц особый у священников Северо-Западного края: Псков, Новгород, север Твери и Петербург. Скромная чистота славянской расы! Сюда ведь татары не добрались!

Чай! Правда, вчерашней заварки. Какое-то печеньице, чайная колбаса! Бедные студентки! Не претендую ни на что… Но чай-то можно было бы и заварить…