– Нет, что вы, я внимательно слушаю. А девушки эти, одногруппницы ваши, – как их, кстати, звали? – поехали в Лапландию?

– Звали их Маша Барабаш и Юля Лобанова. А насчет Лапландии не скажу – мы с ними больше не пересекались. Они номера свои записали, но я их куда-то задевала, не вспомню сейчас.

Сказано это было таким тоном, что Иван понял – выбросила она бумажку с телефонами удачливых подружек, чтобы не бередить душу грустными размышлениями о том, что есть счастье.

Попрощавшись с Лилией Леонидовной, Иван вышел в февральскую хмарь. Пискнул брелоком сигнализации, и заскучавший «Форд» радостно подмигнул фарами.

– Поехали, что ли? – Иван потрепал верного друга по рулю.

Пока прогревался двигатель, он набрал номер Овчинниковой.

К тому, что он не сможет приехать, как обещал, она отнеслась философски:

– Не сможете так не сможете. Это же вам надо. Как по мне, все, что знала про Галину, я рассказала, больше добавить нечего. Завтра мы с сыном с утра в больнице, дома буду после трех. Подъезжайте, только предварительно позвоните.

«Как там? – вспоминал Иван, выбираясь из переулков Рослани на прямую дорогу. – Достать чернил и плакать? Не забыть бы. Аське должно понравиться».

К вечеру посетителей в больнице заметно прибавилось, и можно было не опасаться привлечь чье-то внимание. Он переоделся в удобный спортивный костюм. В небольшом рюкзаке за плечами ожидали своего часа зеленый докторский халат – здесь, в больнице, весь персонал ходил в таких, – а еще дождевик и резиновые перчатки. Идею с дождевиком он почерпнул из какого-то скандинавского детектива. Выбирал его долго и тщательно – нужен был такой, чтобы не шуршал сильно, и достаточно прочный, чтобы не порвался, когда… От воспоминания о пятнах крови на груди и рукаве к горлу подступила тошнота. Конечно, лучше всего было бы воспользоваться пистолетом. Выстрелить с порога – и готово. Но через секунду сбежится вся больница, и тогда прости-прощай счастливая жизнь. Так что с ножом хоть и грязнее, но тише. Он убьет паучиху, выскользнет из палаты, поднимется по лестнице на чердак – дверь открыта, он проверял и вчера вечером, и сегодня, – подождет до утра, а потом смешается с толпой посетителей. Понятно, что к тому времени паучиху уже обнаружат, но не будут же они из-за этого полностью закрывать больницу. Утром приходят больные для госпитализации на плановые операции, получают направления на анализы и расходятся по кабинетам. Он и будет таким больным, только – вот досада – забывшим то ли направление, то ли паспорт.

Конечно, он видел все несовершенство своего плана, но необходимость действовать быстро не оставляла времени на тщательное обдумывание деталей. В конце концов, он всегда действовал спонтанно, и до сих пор это сходило ему с рук. Он был везунчиком и останется таковым назло всем сомневающимся.

Он решил еще раз проверить, не заперта ли дверь на чердак, и, выходя из коридора на лестницу, чуть не столкнулся со здоровяком-майором, занимающимся расследованием убийства Бородина. Успев вовремя отвернуться, он проскользнул на лестницу, в очередной раз убеждаясь в благосклонности Фортуны. Но подниматься не стал, вернулся в коридор, и, стараясь остаться незамеченным, проследил за майором. Тот поприветствовал охранника, перекинулся с ним парой слов, а затем, коротко постучав в дверь, скрылся в палате паучихи. Остается надеяться, что майор не запутается в паутине, а если и запутается, то найдет в себе силы вырваться, как утром детективщица. Маячить в коридоре, рискуя привлечь к себе внимание охранника, он не стал, спустился на первый этаж и сел на один из диванчиков у стены. Не прошло и получаса, как майор покинул паучиху, вышел из палаты и направился к выходу. Он посмотрел на часы – без десяти семь. Пора подняться на чердак и ждать, пока больница заснет. Охранник – тоже человек со своими потребностями и за ночь наверняка отлучится с поста. А может, даже отправится на тот самый диванчик на первом этаже. Вряд ли он считает, что вверенному ему объекту что-то угрожает. Скорее назначение охранника – защитить окружающих от паучихи. Что ж, сегодня ночью этот вопрос будет решен раз и навсегда.

Сегодня вечером Щедрый не стал просить Асю выйти, чтобы поговорить с Ингой наедине. После вчерашнего он побаивался очередной истерики. Но девушка вела себя абсолютно адекватно, правда, в процессе разговора периодически хваталась за свои коклюшки, словно излишне впечатлительная барышня за пузырек с валерьянкой.

Ничего нового она не сообщила. Фамилию Негода слышала в первый раз, как и название «Премиум». Бородина не убивала, ей очень нравилась фигурка кота, которой ему проломили череп, и потому на ней ее отпечатки. Самое неприятное заключалось в том, что Щедрый почему-то верил ей, хотя вера эта лишала его практически единственной, не считая Волынкина, подозреваемой. Попереливав таким образом из пустого в порожнее минут двадцать, он счел за лучшее оставить Ингу в покое.

Ася думала, что после ухода Щедрого Инга будет плакать, жаловаться на судьбу или предаваться унынию, но та словно превратилась в механизм, машину, которая не остановится, пока не выполнит работу.

– Ты собираешься сегодня спать? – спросила Ася. – Первый час.

– Да, уже почти!

Минут через десять Инга сняла с валика готовую полочку.

Глаза ее покраснели от напряжения, но светились от радости. Однако спать Инга не собиралась. Вытащив из серебряного чехольчика крючок, она соединила все части жилетки, разложила ее на валике и пару секунд полюбовалась на произведение своих рук.

– Вот теперь все! Остается только найти заказчицу. Это же Петр Васильевич договаривался.

Тут она шмыгнула носом. Сейчас бы не помешали коклюшки. Их песня поможет отрешиться от печальных мыслей. Но – увы. Работа закончена, новых заказов нет и вряд ли появятся. Инга снова шмыгнула носом, тяжело вздохнула.

– Спать, спать, спать! – скомандовала Ася.

Она помогла Инге лечь, укрыла одеялом, подоткнув его со всех сторон, как когда-то делала мама.

– Спи. Завтра будет новый день, новые кружева.

Инга лежала, закрыв глаза, и потихоньку всхлипывала. Постепенно дыхание ее стало ровнее, спокойнее, тише. Ася на цыпочках подошла к двери, выключила свет и легла на свою кровать. Почему-то ее знобило.

«Не хватало еще заболеть», – подумала она, натягивая одеяло на макушку.

Он спустился по лестнице, сел на ступеньки. Почему-то сейчас план уже не казался ему таким замечательным. Во-первых, он не видел охранника, во-вторых, не видел медсестру, в-третьих, вообще ничего не видел. Только два прямоугольника света на лестничной площадке, образованные падающим сквозь матовые дверные стекла светом из коридора. Стоит кому-нибудь выйти на лестницу, и его присутствие будет обнаружено. Попробуй потом объясни, что он делает ночью в больнице в зеленом халате, со спрятанными в рюкзаке дождевиком и резиновыми перчатками. Но ему продолжало везти. Минут через сорок свет в коридоре погас, и до его слуха донеслись приглушенные смешки, а затем сквозь дверные стекла он увидел два силуэта: высокий и крепкий – охранника, пониже и посубтильнее – медсестры.