Она не ответила. Лишь продолжила выписывать широкие, очень четкие петли, пока Уиллис не закончил свою работу и не присоединился к ним.

Затем после быстрой синхронизации их хранилищ данных они перешли дальше, и шахматный город исчез из виду.

После этого безжизненные Марсы шли череда за чередой, день за днем. Их смена прерывалась, лишь когда планеры садились в какой-нибудь копии долины Мангала, чтобы переночевать, и изредка когда путешественники останавливались для изучения местности.

На тридцатый день они сели на ночевку неподалеку от марсианского Востока-1000000 – в миллионе шагов на восток от Дыры, – и Фрэнк Вуд, надев скафандр, вышел на короткую прогулку в темноте. Две одинаковые звезды в небе – Земля и Луна – в эту ночь были особенно заметны, поднявшись высоко на востоке. Это был типичный Марс, такой же как Базовый, – безжизненный, насколько это возможно, и при этом смахивающий на Землю. Но Фрэнк все равно находил удовольствие в том, чтобы высадиться на нем и размять ноги.

Подобные прогулки вошли у него в привычку, хоть и были неудобными и слегка рискованными. Просто они позволяли ему на время отдалиться от семейства Линдси. Пусть всего на несколько минут в день, но зато у Фрэнка появлялась хоть какая-то свобода и возможность восстановиться, привести себя в форму. И он прогуливался по мирам, между которыми было по сорок-пятьдесят тысяч других миров – столько они преодолевали за день, – и все они были очень похожи, все были одинаково мертвыми. В эту ночь, как и во многие другие ночи на этих необитаемых Марсах, он вновь задумывался о смысле всего этого – пустынных миров, чья пустынность становилась лишь тягостнее на фоне узких и редких окошек обитаемости, которые они находили и где почти всегда жизнь исчезла безвозвратно. Что было мучительнее – жить и умереть или не жить вовсе?

И в чем было значение всего этого – в том ли, что все миры, населенные разумной жизнью, станут такими же, как этот Марс? Он представил небо, заполненное цепочками Долгих миров, похожих на разорванные ожерелья, покачивающиеся в темном океане. Может быть, там есть и Долгая Венера, а то и Долгий Юпитер, если там может существовать разумная жизнь. Но почему? Почему должно быть именно так? Для чего это все? Он подозревал, что никогда не найдет удовлетворительных ответов на все эти вопросы.

Просто делай свою работу, товарищ летчик.

Но оказалось так, что уже на следующий день они набрели на следы очередной, совсем недавно павшей цивилизации, всего в пятидесяти с небольшим тысячах миров за бессмысленной отметкой в миллион переходов.

Кратер находился в нескольких десятках миль к югу от самой долины Мангала. Едва они перешли в этот мир, оборудование сразу же о нем сообщило, к тому же его металлический блеск был хорошо заметен с воздуха.

В этот раз Фрэнк летел впереди и вел Уиллиса за собой. Кратер представлял собой большую чашу в земле, глубокую и четко очерченную, и простирался в ширину примерно на полмили. Но внутренняя его поверхность блестела каким-то металлическим покрытием. С высоты Фрэнк видел, что сама чаша была усеяна недвижимыми объектами, помятыми и сваленными, – возможно, машинами или механизмами. А некоторые участки кратера, равно как и близлежащей поверхности, были окрашены черным, будто туда сбрасывали огромные бочки с сажей. Также оказалось, что кратер был соединен с остальной местностью прямо проложенными тропами, которые, однако, выглядели старыми и запыленными.

– Опять чуть опоздали, – проворчал Уиллис. – Опять еще теплый труп. Не вижу движений, сигналов тоже не ловит. Хочешь спуститься, Фрэнк? Салли, держать позицию.

– Есть, пап, – последовал сухой ответ. Салли подчинялась приказам отца в подобных ситуациях, но явно нехотя.

Фрэнк направил нос планера вниз. Когда они понеслись в сторону чаши, Фрэнк заметил, что участки окружающей местности выглядели стеклянными, сверкая в слабом солнечном свете, когда поверхность плыла перед ними. Он обратил на это внимание Уиллиса.

– Ага, – согласился Уиллис. – А ты взгляни на кратер.

Когда они снова оказались над чашей, Фрэнк увидел, что внутренняя поверхность кратера была покрыта слоем некого металла, но слой этот был сильно поврежден и разрушен взрывами, а также частично расплавлен.

– Что это, радиологическое оружие? Лазеры?

– Что-то в этом роде. Я думаю, это могло служить чем-то вроде телескопа, наподобие Аресибо[27], установленного в естественной чаше кратера. Если поверхность зеркальная, он может быть оптическим. С такой штукой, учитывая ее положение, очень удобно разглядывать Землю.

Они пролетели дальше в направлении середины чаши. Фрэнк опасался, что здесь сохранились какие-нибудь верхние элементы конструкции, но ничего подобного не видел: разрушение казалось полным. В глубине чаши было свалено в кучу какое-то помятое оборудование, в основном металлическое. Поначалу он не замечал здесь ни признаков жизни, ни каких-либо, пусть даже мертвых, организмов. Но затем различил обломки хитина, которые показались ему смутно знакомыми.

– Спусти нас туда, – сказал Уиллис. – Возьмем пару образцов. Салли, ты оставайся на высоте…

Они спустились вблизи выбоины в зеркальной поверхности и вышли из планера.

Неуклюже шагая в своих скафандрах, они вскарабкались к самой выбоине. Там, как они почувствовали, было еще холоднее. На дне не оказалось никаких признаков недавней активности: слой нанесенной ветром пыли лежал нетронутым. Уиллис собрал несколько образцов металлических деталей, фрагмент зеркальной поверхности, хитиновые останки.

– Этот панцирь выглядит знакомо, – заметил Фрэнк. – Как следы тех раков, которых мы находим еще с самого начала.

– Так и есть. Во всем этом присутствует некоторое постоянство, разве нет? Вспомни, что мы видели – раков, китов. Это как общий набор. А дальше, может быть, мы только и будем находить искаженные версии этих видов, но по-разному эволюционировавших.

– Кажется, я понял… Пока Марс молод, на нем происходит быстрая эволюция форм жизни, видов, родов, семейств… И так по всему Долгому Марсу, лишь с мелкими различиями. Но потом тот или иной Марс высыхает, и всему живому, что на нем остается, приходится замедлять свою активность и впадать в спячку. И как правило, Марс так и остается мертвым, но на Джокерах вроде этого новые побеги использовали свои возможности, приспосабливаясь тем или иным образом в зависимости от условий среды. И нескончаемые изменения одних и тех же исходных видов – вариаций на тему китов, раков и, может быть, других, которых мы пока не распознали. – Говоря это, Уиллис продолжал работу, внимательно изучая унылые обломки. – Я проверю все это в планере на аналитических приборах.

– Насколько я понимаю, тех артефактов, которые ты ищешь, здесь нет.