– Целее будешь, – и после недолгой паузы, насмешливо хмыкнув, добавил, – друг!

***

– А можно… посмотреть на него? – Прокуроров нервно сглотнул и умоляюще заломил руки. Так трогательно он даже дачу у президента себе не выпрашивал.

– Ты же выпил… – с сомнением ответил Подиров.

– Да бросьте, я же генерал! – расхохотался в ответ Алексей Владимирович и, правда, вмиг приобрёл трезвый вид.

– Ну пошли, тут недалеко. Лаборатория в моём же доме, – без особого воодушевления пригласил академик. – Если не спит он.

Лаборатория оказалась очень просторной, она занимала едва не половину первого «магазинного» этажа добротной многоэтажки советской постройки.

Пройдя длинным узким коридором, освещённым мертвенным голубым светом, в кабинет Подирова, они первым делом глянули в мониторы видеонаблюдения.

Комната Ленина была неким симбиозом больницы, лаборатории и гостиничного номера. Большой мраморный стол с софитами сверху был похож на операционный, но в то же время будто служил для каких-то обрядов. Несколько сложных приборов с кучей проводов, мониторами и целым созвездием капельниц. Барокамера. Большой раскладной диван. Ванная комната. Письменный стол с компьютером. Телевизор в полстены. Стеллажи с книгами.

Ленин не спал, смотрел телевизор, лёжа на диване, закутавшись в плед.

– Любит это дело. Первое время только книги читал. Жадно, по томику, считай, в день. А потом телевизор распробовал, сейчас не оторвёшь, – безо всяких эмоций, словно речь шла о лабораторной крысе, прокомментировал Подиров. – Говорит, эффективнее и быстрее усваивается информация, ему же много нужно познать теперь. Правда, смотрит в основном на немецком. На русском каналов таких нет, чтобы только по делу. Разве что документальные фильмы. Но плачет потом часто.

Прокуроров ничего не ответил, он смотрел в монитор, как на колбу в кунсткамере.

– Ну что, пойдём? – академик слегка толкнул секретаря Совбеза, стремясь пробудить в нём жизнь.

– Да! Да-да! – Алексей Владимирович сглотнул слюну. На лбу и ладонях выступил холодный пот.

В комнату Ленина он заходил с ощущением смешанным: вроде как в храм Гроба Господня и в то же время, как в какую-то фашистскую лабораторию, где ставят опыты над обречёнными пациентами. Дрожали колени, во рту пересохло.

Ленин, увидев посетителей, встал с дивана, не скидывая с себя плед, а, наоборот, укутавшись в него, как в походный плащ. Неловко переступая, направился к двери встречать.

Прокуроров отрезвел вообще начисто, даже чудесным образом запах прошёл, а глаза стали раза в полтора больше, чем от природы были.

Ленин стоял перед ним как живой. Вернее, вообще живой. Но странный. Со всех открытых частей тела свисали куски старой, отмершей кожи. Глаза были чуть на выкате. Подиров его восстановил практически таким, каким он умер, «откатив» от роковой даты, как персонажа в игре, лишь на несколько недель, чтобы избежать немедленного регресса. Тем не менее разрушительные возрастные и болезненные изменения были лишь на время остановлены и скоро, несмотря на массированное воздействие подировских чудо-препаратов, должны были свести Ленина обратно в могилу. Потерянный депрессивный взгляд бывшего вождя говорил о том, что он прекрасно обо всём уже был осведомлён своим воскресителем.

Алексей Владимирович застыл, как мумия, столкнувшись лицом к лицу с Ильичом.

Подиров протянул пациенту руку. Краем глаза Прокуроров заметил россыпь родимых пятен на тыльной стороне кисти учёного, словно семь звёзд. «Странно, раньше не замечал, пигментные пятна у старика появились или, может, ожог?»

Очередь здороваться с живым чудом дошла и до него. Ленинская ладонь была очень слаба, словно после перелома и долгого пребывания в гипсе.

– Алексей Владимирович, – представился Прокуроров, зачем-то поклонившись.

– Владимир Ильич, – картаво ответил Ленин и, заметив крайнее замешательство визитёра, добавил, – Ульянов.

Генерал ещё раз непроизвольно поклонился, при этом нервно сглотнув.

– Телевизор смотрите, что показывают, Владимир Ильич? – безучастным голосом врача на осмотре поинтересовался Подиров.

– А! – отмахнулся Ленин. – Бастуют вот в Европе опять, бузят.

– Как думаете, революция будет? – ляпнул первое пришедшее на ум Прокуроров.

Ильич посмотрел на него пристально и презрительно.

– А вы, батенька, кто, собственно, будете?

Илья Иванович поспешил вмешаться.

– Владимир Ильич, перед вами секретарь Совета безопасности, человек, главный над всеми правоохранительными органами страны.

Ленин зло стрельнул глазами в сторону секретаря.

– Что ж, понятно. Жандармы всегда слыли тупоголовыми вне зависимости от чинов.

Прокуроров ни капли не обиделся, он вообще чувствовал себя, как в кино.

– Откуда же там революции быть? – продолжил Ленин, глядя при этом на Подирова, а не на задавшего вопрос и в секунду себя дискредитировавшего Алексея Владимировича. – Вы посмотрите на это сборище тупиц, – Владимир Ильич ткнул рукой в направлении забастовщиков в телевизоре, – какие это революционеры? Сытые лица, хорошая одежда. Они не хотят перемен, они хотят денег! У них ситуация чуть ухудшилась, а они хотят, чтобы всё было по-старому.

Ленин вернулся к своему лежбищу, забрался с ногами на диван, укутался пледом, как ребёнок обхватил колени и уткнулся в них подбородком, сосредоточенно уставился в телевизор.

– Деньги… – сказал он в задумчивости. – За прошедшие годы сбылся полностью мой прогноз. Капитализм окончательно перешёл в свою высшую стадию – империализм. Я об этом ещё в шестнадцатом году писал… – Ленин на пару секунд задумался в своей исторической позе, с силой упёршись костяшками пальцев в огромный лоб. Затем решил пояснить. – В тысяча девятьсот шестнадцатом, я никак не запомню, какой у вас сейчас год.

– Да не важно, Владимир Ильич, – заметил Подиров.

– И то верно. Не важно, – легко согласился идеолог коммунизма, – так вот, империалисты смогли чудную штуку с миром сотворить, заменив бумажными деньгами все остальные ценности, человеческие желания и стремления. Они как-то сумели всех вас мобилизовать на строительство их, не вашего, золотого тельца и заставили всех вас ему поклоняться.

Он перевёл мутный взгляд на застывших в дверях Подирова с Прокуроровым.

– И в этом вашем обществе золотого тельца, окончательно задурманенном трестами и картелями, финансисты, я смотрю, этакими жрецами стали, – Ленин распалялся всё сильнее, в нём проснулся былой вождь и оратор, он даже плед скинул, чтобы было удобнее жестикулировать. – Прослойка такая между вами, олухами, и единственным настоящим вашим богом, деньгами! Небольшая кучка империалистов наняла этих болванов, позволила им быть вашими царьками, распоряжаться даже не деньгами, а каким-то их суррогатом, а вы и рады, вы приняли эти правила! Вы забыли уже, что деньги – это всего лишь мера стоимости, которая образуется трудом. Трудом, понимаете?! Эти самовлюблённые болванчики-финансисты сами уже поверили в свою способность делать из денег деньги и вам всем внушили благоговейный трепет перед ними самими и их фальшивыми банкнотами. Они же искренне считают, что правят миром. А так и будет, пока вы не