Повелевая, чтобы клятва приносилась перед собранием рыцарей (предположительно, они назначались шерифом, поскольку именно у него был список всех рыцарей-феодалов графства), Губерт Уолтер, таким образом, положил начало созданию института мировых судей. Первые мировые судьи, будем называть их так, хотя это определение появилось позже, обязаны были принести присягу устанавливать и поддерживать мир между жителями, а также доставлять переданных им преступников к шерифу, который несет за них ответственность до суда. Надо отметить, что власть их распространялась гораздо шире, чем это указано в перечне обязанностей.

Роджер Хоуденский пишет: «Для выполнения полученных приказов по всей Англии были разосланы специально для того отобранные добропорядочные и честные люди, которые, по свидетельству людей добропорядочных и честных, схватили многих и бросили в темницы короля. Были и такие, кто был предупрежден заранее, и они бежали, бросив дома и все свое имущество».

Из этого можно сделать вывод, что мировые судьи получили некоторые полномочия разъездных судей, им позволялось выслушивать обвинения и заключать преступников в тюрьму для ожидания суда. Иными словами, им была дана власть арестовать человека по очевидным обвинениям, однако судить они не имели права, это было позволено лишь судьям Королевского суда.

Несмотря на видимую простоту новых указов, они произвели значительный эффект, о чем можно судить по увеличившемуся количеству дел, рассмотренных судьями на следующей сессии, а также количеству беглых, покинувших Англию (Шотландия была любимым укрытием для жителей северных районов, а Ирландия для западных), что отмечено в казначейских свитках текущего и следующего годов.

В Уорикшире и Лестершире, например, семнадцать человек бросили то малое, что имели (их имущество оценено в 9 фунтов 13 шиллингов и 5 пенсов), и сбежали из страны. Были еще шесть человек, у которых ничего не осталось, и десятина, к которой они принадлежали, вынуждена была коллективно заплатить штраф в половину марки за каждого.

Учитывая возросшее в то время число преступников, схваченных, осужденных и наказанных разъездными судьями, сложно определить, насколько это связано с работой присяжных обвинителей, а насколько с активностью мировых судей. Однако очевидно, что их деятельность во многом поспособствовала наведению порядка и наказанию большего числа преступников, о чем свидетельствует факт существования этой должности с 1195 года до наших дней, а также значительное расширение полномочий и обязанностей.

В то время как Губерт Уолтер был занят поддержанием дисциплины в стране и управлением Англией, что позволяет вспомнить о лучших годах Генриха II, его король требовал от своего юстициария все больше людей и денег, необходимых ему для противостояния Филиппу. Новая битва разразилась в июле того года, о котором идет повествование. Губерт Уолтер отправил Ричарду 1300 пеших солдат, 55 всадников и 3 «главных рыцарей», которые, вероятно, командовали остальными, в казначейских свитках есть записи об отправленном вместе с ними значительном грузе.

Верховный юстициарий повелел взимать щитовой сбор для «второго войска в Нормандию» в самом конце лета, доказательств тому сохранилось немного, одно из них – рядовая запись в казначейских свитках: «Реджинальд Балун заплатил 10 марок, чтобы не быть в числе войска, отправляющегося в Нормандию, и получил право освобождения от обязательства на одного рыцаря».

Одним из основных источников дохода были таллажи (налоги с крепостных) в пользу короля, которые Губерт Уолтер и разъездные судьи назначали во время сессии 1194 года и которые были, не без трудностей, собраны в текущий и следующий годы. Графству Вустер надлежало выплатить 80 марок, что и было сделано к Михайлову дню 1195 года; возможности Йорка оценили в 300 марок, но выплачено было лишь 100, однако Скарборо и Донкастер, с которых предполагалось получить 100 и 50 марок соответственно, не заплатили ничего. Как и Нортгемптон из 300 марок, а Оксфорд из назначенных 100 марок. Глостер же выплатил полностью все 100 марок. Винчестер из 100 марок выплатил 30 фунтов. Саутгемптон из 40 марок не заплатил ничего. Карлайл также не перечислил ничего из 50 фунтов. Хорошим примером того, что внимания судей не лишились даже самые маленькие деревни, служат назначенные выплаты в Камберленде, 30 шиллингов для Скотби, 40 шиллингов для Далстона, 4 марки для Пенрита, 2 марки для Солкелда, 20 шиллингов для Лангуотби и для Стануикса 10 шиллингов. Жители Лондона не выплатили ни пенни из 1500 марок, назначенных в качестве «дара королю для сохранения милостивого отношения, а также свобод и привилегий на все время правления».

В течение года казначейство дважды получило неожиданные поступления. Роберт де Лейси, барон Понтефракт, последний представитель рода мужского пола, скончался в 1193 году. В 1195 году Роджер, констебль Честера, как старший троюродный брат Роберта и единственный наследник, заявил права на владения барона. Он предложил 2000 фунтов «за все земли и замки, находящиеся в руках короля, за исключением деревни, принадлежащей Роберту де Лейси по праву барона Понтефракта». Обещание его не осталось громким заявлением; Роджер, называвший себя «де Лейси», выплатил к Михайлову дню 1195 года 1913 фунтов, оставшиеся же 87 фунтов ему простили, списав на доходы, полученные короной за время опеки над владениями. Удерживаемые в подобных ситуациях суммы были традиционным феодальным налогом, оплачиваемым при вступлении наследником в права владения; единственное отличие в случае Роджера де Лейси – слишком крупная сумма и срочность выплаты. Однако был в истории случай еще более неординарный. Гиральд Камбрийский пишет, что Роберт Блоет, епископ Линкольна с 1094 по 1123 год, преподнес королю Генриху I мантию из роскошной ткани, подбитую соболем, цена которой была то ли 100 фунтов, то ли 100 марок, и обязал своего преемника сделать то же самое. Епископ Александр Линкольнский (1123–1148) поддержал традицию, а сменивший его на посту Роберт де Чесни (1148–1166), по воспоминаниям, дарил королю мантию «не единожды».

При Генрихе II пост епископа Линкольна оставался вакантным с 1166 по 1173 год, позже его занял незаконнорожденный сын короля Джеффри, когда ему исполнилось двадцать. Джеффри отказался от церемонии рукоположения, а в 1182 году и от должности. В мае 1183 года Готье де Кутанс был избран епископом Линкольна, а в ноябре 1184 года он переведен в Руан. Таким образом, к моменту рукоположения в епископы Гуго Авалонского в 1186 году епархия двадцать лет находилась без надлежащего присмотра.

Когда король Ричард принялся изыскивать средства на беспрецедентный и весьма затратный поход с целью защитить континентальные владения, неизвестный, но «недобрый человек» напомнил ему о традиции ежегодных подношений королю епископом Линкольна. По всей видимости, предложение это исходило от Губерта Уолтера, на которого король возложил больше всего забот о своем финансовом положении и который наверняка знал о старой традиции. Кроме того, архиепископ Кентербери недолюбливал нынешнего епископа Линкольна, позволявшего несколько раз поставить в укор Уолтеру пренебрежение обязанностями лица духовного ради услужения королю в качестве верховного юстициария.

Ричард потребовал с епископа Гуго внушительную сумму, напомнив о задолженности за много лет. Несмотря на то что епархия приносила епископу 1500 фунтов годового дохода, Гуго тратил деньги быстрее, чем получал, причем не попусту, а на благие дела. Как человек амбициозный, он много вкладывал в упрочение собственных позиций; был щедр с окружением и слугами; кроме того, отстраивал заново наспех воздвигнутый собор, разрушенный землетрясением 1185 года. Епископ легко расставался с деньгами, когда у друзей наступали тяжелые дни, всегда раздавал милостыню столь щедро, что порой сам вынужден был брать в долг. Однако король был настойчив, и Гуго пришлось выплатить требуемую сумму с учетом долга, да еще и откупную от повинности для себя и своих преемников. Епископ видел единственный способ собрать нужную сумму – уйти с должности и удалиться в обитель в Витаме, которую с сожалением покинул, чтобы стать епископом Линкольна, где с большой радостью ежегодно проводил целый месяц. Тогда он смог бы передавать все свои доходы в казначейство и оплатить долг перед короной. Клирики, относившиеся к епископу с любовью и почитанием, воспротивились принятию решения и общими усилиями собрали деньги.