на середине тропы Войша вдруг обнаружила сломанную ветку…

– Стойте! Эвон, осинка-то…

И дальше, за осиною – тоже много был чего поломано, а еще дальше, в низинке, покачивались густые заросли папоротников! Кое-что и там было примято…

– Здесь она и бежала… – покивала девушка. – И – гнались…

– Ясно, что гнались. – Миша задумчиво покусал губы. – Не ясно – почему не поймали? Почему не метнули сулицу, топор? Не послали вдогонку стрелу?

– Верно, и метали… – подал голос Глузд. – Да тут, сами видите, заросли-то какие! Черта с два попадешь… Ага! Вот!

Отрок остановился у толстого вяза, торжествующе указывая на свежий отщеп коры:

– Вот тут-то топорик и застрял! Эвон. А дальше девка-то – в папоротники. А там стрелой – да поди попробуй! Только догнать.

Догнать…

Так почему ж, черт побери, не догнали?

Почему не догнали – стало ясно уже через пару минут. Первым пробежавший сквозь папоротники Глузд выскочил на обрыв и едва не свалился вниз… на веселенькую нежно-зеленую лужайку… Ну, шею бы не сломал – что тут и падать? Метра три всего-то.

Шею-то не сломал бы… А вот выбрался б?

– Дрегва это! – глянув, выкрикнула Добровоя. – Болото! Я как-то угодила в такое… едва выбралась.

Глузд обернулся с надеждой в глазах:

– Может, и Звенислава выбралась? Она ж умная.

– Вряд ли, – с сожалением причмокнув губами, Миша покачал головой. – Они ж тут наверняка стояли, смотрели… Видели, как тонула. Потом плюнули да ушли.

– Но ведь богам надо три жертвы! – глядя на трясину, задумчиво промолвила Войша. – Или семь, или девять… Но уж никак не две! На такое боги и обидеться могут.

Ай девочка, ай умничка, молодец! Михайла в который раз уже поражался необыкновенному уму и наблюдательности Добровой. Именно такие девушки в будущем становились докторами наук, знаменитыми хирургами, директорами заводов… Сейчас же дева просто натолкнула Мишу на одну важную мысль, которая, толком еще не оформившись, давненько уж крутилась в его голове. Мысль о язычниках… Вот эти вот мрази, которые так страшно убили ни в чем не повинных девчонок, почти детей, они ж никакие не язычники! Просто под них, что называется, косили. Отсюда и непонятное число жертв, и нелепый, явно вырезанный на скорую руку идол, изображающий неведомо какого бога…

Так что – опять? Опять все началось? Наезды на Ратное в преддверии большой ярмарки – торжков. То, о чем предупреждал неведомый доброхот через Ставрогина… Неизвестная мразь явилась! И начала проливать кровь.

– Господине… Тсс! – Глузд вдруг напрягся, прислушался. – Кажись, голос…

– Да где? – навострила уши Добровоя.

Миша тоже насторожился… однако никаких голосов не услышал. Только птицы пели – дрозды, малиновка… Кукушка вдали куковала, растекаясь призрачным эхом… Да еще дятел стучал… И никаких голосов!

– Ну, точно же, слышал! – оглянувшись на сотника, убежденно зашептал отрок. – Что же мне, показалось, что ли?

– Так! – сотник шепотом охолонул парня. – Давай-ка четко! Что ты слышал? Чей голос? И где?

– Слышал… как будто кто-то песню… нет, молитву! И голос вроде как – девичий, тонкий… А потом вдруг – оп! И замолк. Во-он за теми березками…

– Спускаться-то туда – ого-го!

И все равно, конечно, спустились…

За березками не оказалось никого. Пусто!

– Х-ха! – воскликнул вдруг Глузд. – А трава-то примята!

Миша обвел взглядом округу. Однако чем черт не шутит?

– Звенислава! – позвал негромко. – Звень! Мы свои. Я – Михайла, сотник. Ты где? Покажись.

В зарослях черной смородины хрустнула ветка… Что-то выползло – грязное, мокрое, в зеленоватой болотной тине и рясе…

– Господине-е… – выползшее из кустов существо с зелеными спутанными волосами казалось болотной русалкою! – Господине-е… у-у-у…

Вытянувшись ничком, существо застонало и вырубилось…

– Звеня! – все ахнули разом. – Жива!

– Похоже, она не может идти…

– Да, нога сломана…

– Либо сильный вывих…

– Как же она выбралась-то, а?

– Господь помог, ясен пень. И сейчас помог – не зря же молилась!

– Глузде… А ну-ка давай носилки смастерим… Ага…

Несчастная девушка пришла в себя уже в пути, на носилках из лапника и жердин. Застонала… и улыбнулась…

– Потерпи… – сотник попытался утешить. – Потерпи, милая…

– Как… мои… – одним губами прошептала дева.

– Потом, милая… Все потом… Вот домой тебя доставим… Домой, домой!

– Домой… – девушка вновь улыбнулась…

Пройдя с полпути, устроили короткий привал.

Миша склонился над девой, пощупал ноги:

– Здесь болит? Здесь?

– Ай!!!

Дернувшись, Звенислава вскрикнула от боли и потеряла сознание…

* * *

Поговорить с выжившей удалось лишь на следующий день, в избе у Юльки. С переложенной лубками ногою, Звеня пила какой-то отвар из большой деревянной кружки. Жемчужно-серые очи ее были полны слез – знала уже о гибели подружек, назавтра были назначены похороны.

– Горе… горе-то какое!

– Горе, – присев рядом на лавку, согласно кивнул Михаил.

Со двора пришла приснопамятная паломница Фекла, она же – Забава, принесла кадку воды:

– Может, еще отвару сварить, госпожа Юленька?

– Да есть еще, – Юлька махнула рукою – красивая, стройненькая… и чужая. Она всегда казалась чужой, когда была занята делом. – Ты, Забав, лучше баньку стопи. Болящую б намыть нехудо.

– Ага, Юленька. Я посейчас дровишек… да к обеду и затоплю.

Поклонившись, Забава исчезла за дверью.

– Толковая девушка, – похвалила Юлька. – Помогает во всем. Спасибо.

– Мне б поговорить… – Миша поднял глаза. – Можно?

– Звень… ты как? – покачав головой, лекарка улыбнулась болящей. – Говорить сможешь? И… хватит плакать уже. Всем тяжело – понимаю…

– Говорить смогу… коли надо… – голос Звениславы звучал слабо и тихо. – Спрашивай, господин сотник.

– Только недолго, – уходя на двор, предупредила Юлия. – Я дверь отворю – больной свежий воздух нужен.

Она уселась тут же, на крыльце, раскладывая на просушку лечебные травы. Рядом колола дрова новая помощница – Забава. Обычная девичья работа. Юная паломница управлялась с топором не очень умело, зато со всем старанием. Иногда уставала – присаживалась на крыльцо рядом с Юлей, сидела… Лекарка что-то поясняла про травы… Из избы доносились приглушенные голоса…

Все так и случилось, как предположили и сам сотник, и младший урядник Глузд. На привале у старого пня напали на девчонок неведомые оружные люди.

– Как ветер появились! Внезапно, – вытирая глаза от слез, тихо пояснила Звеня. – Только что сидели болтали… И вдруг! Налетели. Схватили. Связали.

– Ремнями или веревками?

– Подруг как – не помню… – девушка едва удержалась от новых слез. – А меня – ремнем. Только ремень-то потертым оказался! Это я там, в лесу, поняла… Думаю – сбегу, выберусь к людям… Подмогу позову… Позвала… Из болота едва выбралась… Я не знаю – как…

Звенислава неожиданно усмехнулась:

– А вражины-то думали, я в дрегве утопла. А я на кочке, за осокою… Потом тину всю – на себя,