Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жара, — сказал мне академик, — сейчас мы отправимся с тобой в Чёрные горы. Там есть давно забытое место, где переход в нижний мир можно осуществить с минимальными затратами. Я гарантирую, что с тобой ничего не случиться. Мы сможем поторговаться с Оземом за твою жизнь. Ты мне веришь?
Я утвердительно замахала головой, академик вызывал во мне доверие. Он чем-то очень сильно напоминал моего отца. Я протянула Василию Алабрысовичу руку, и через секунду мы оказались у разломанных Обсидиановых ворот. Это место пропахло пустотой и безысходностью, но в тот раз оно не вытягивало энергию. Наверное, тогда оно просто спало, а Шама Хан своим заклинанием разбудил его. Академик, всё ещё держа меня за руку, произнес какие-то непонятные слова, и в метре от нас из-под земли пробила сильнейшая молния. Тотчас в этом месте возникла фигура Озема. Он посмотрел на меня, потом на академика.
— Чего тебе? — спросил он Баюнова, — Я тебя не приглашал. Чего ты хочешь? Говори, только быстро. Я все еще зол из-за твоей матери, что ценой своей жизни выторговала у меня сто лишних лет для тебя. Я не хочу ждать так долго. Мы должны были встретиться уже через пятнадцать. Мне скучно, мне не с кем в шахматы поиграть.
— Я пришел к тебе с выгодным предложением, — ответил академик.
— С каким? Девицу — за лишнюю сотню? Я отказываюсь, девиц у меня в царстве пруд пруди, а великих волшебников по пальцам пересчитать.
— Нет, я хочу заключить с тобой соглашение иного рода. Этой девушке суждено в течение трех дней умереть. Я этого не хочу. Я готов аннулировать свой контракт на сто лет и прийти к тебе, как было начертано на линии судьбы, через пятнадцать лет. Оставшиеся годы ты передашь ей.
— Кто она, что ты даришь ей такие подарки? Твоя дочь? — Озем слегка растерялся.
— Нет. Это дитя видела в жизни много горя, я хочу хоть немного выправить то, что мир отнесся к ней так жестоко. Озем, ты согласен?
Озем пристально посмотрел на меня. Было видно, что он не постигает причины происходящего, но ему очень хочется заключить сделку. Я стояла и молчала, я тоже не понимала, что происходит. Знала лишь, что эти двое решают мою судьбу. Наконец, древний бог решился.
— Хорошо, — сказал он Баюнову, — Я согласен. Но ты знаешь, что обряд требует жертвы. Пусть твоя протеже даст мне что-нибудь, чтобы контракт считался заключенным.
Академик повернулся ко мне, достал из кармана ножницы и попросил отрезать волосы, заплетенные сзади в две плотные длинные косы.
— Жара, без подношения не обойтись. Твои волосы никогда больше не отрастут, но это самое простое, что ты можешь сделать.
Я отрезала одну косу и подала академику. Он протянул её Озему. Тот взял мои волосы в руку, глянул на Баюнова и сказал: «Сделка заключена и нерасторжима будет!»
Тут же в его руках вспыхнула синим огнем моя коса. Вспыхнула, но не сгорела. Едва огонь охватил её, как она превратилась в перо Жар-Птицы.
— Ты! — закричал Озем, — Посмел обмануть меня! Она должна была через три дня попасть в моё царство. Из-за тебя я буду вынужден разорвать контракт с Шама Ханом, из-за тебя я не убью его, потому что первый нарушил сделку.
По рукам Озема забегали молнии. Он тяжело и прерывисто дышал. Глаза почернели от злости. Но Баюнов всё это время спокойно стоял и наблюдал, как бесится первородный бог.
— Озем, — сказал академик, когда страсти слегка улеглись, — Ты бессмертен. Что значат для тебя какие-то сто лет. Лишь мгновение. Через пятнадцать мы встретимся, а пока у тебя будет перо Жар-Птицы. Оно будет освящать твой дворец и дарить тебе свет и радость. Если бы Шама Хан убил эту девушку сейчас, разве умерла бы она счастливой, разве было в её жизни что-то, что наполнило бы её умиротворением и покоем? Зачем тебе нужна несчастная Жар-Птица? Она не даст твоей земле благодати. А через сто лет она придет в нижний мир добровольно и будет освящать его теплом и светом.
— Ты прав, — Озем успокаивался на глазах, — Ты как всегда прав. Я бессмертен, я никуда не тороплюсь. Пусть напитается радостью и приходит ко мне. Я буду ждать её. И тебя. Не забудь, через пятнадцать лет…
С этими словами Озем пропал. Мы вернулись с Василием Алабрысовичем в Лук-у-Морье. Я стала учиться в школе по ускоренной программе и уже через десять лет смогла здесь преподавать. Я так благодарна академику за то, что он сделал для меня. Всё, что я смогла для него сделать, это отрезать вторую косу и подарить ещё одно перо Жар-Птицы. А в день, когда магия из школы пропала, прошло ровно пятнадцать лет с того дня, как была заключена сделка с Оземом. Поэтому я думаю, что академик находится в нижнем мире.
— Но он же не умер, он просто растаял в воздухе, — встряла Василиса.
— Он и не умер, — сказал Вечник Карлович, — Находящиеся в подземном царстве по обязательствам не мертвы. Их контракт не перечеркивает непрожитые годы. Они умирают в положенный срок и их душа остается там навсегда. Но пока их срок не подошел, они находятся в нижнем мире в своем теле.
— Так это значит, что академика можно спасти. Как-то вытащить оттуда? — не унималась Василиса.
— Теоретически, да. Практически… Не знаю. Прецедентов не было. Озем очень редко заключал сделки со смертными. Только в самых крайних случаях. Но даже ему не нарушить мироустройства, созданного Триглавом. Озем получает душу только после смерти, а это значит, что академик будет жив ещё восемьдесят пять лет. И только потом, станет полноправной частью подземного царства. А до этого, его пребывание там нарушает законы равновесия, что не может нравиться никому из других богов. Поэтому можно, конечно, подумать к кому обратиться за помощью. Хотя, я не знаю, кто бы нам мог помочь в этом деле. У Жары Абдурахмановны больше не осталось ни магии, ни перьев. Нам нечем призвать никого из богов.
— Я знаю, — тихо сказала Лада, — Придется попросить Леля.
— Леля? Сына Озема? Но чем нам может помочь Лель и почему он захочет с нами разговаривать? — Вечник Карлович непонимающе смотрел на жену.
— Он захочет встретиться с Василисой,