божественное преимущество. Мне было весело и столетия пролетали совершенно беззаботно. Пока я не встретил Ладу. Ей тогда было девятнадцать лет. На праздник летнего солнцестояния вечером девушки устроили прыжки через костер. Я решил развлечься и сыграл над какой-то светловолосой девушкой мелодию на флейте. Я хотел сыграть такую же мелодию над одним из парней, которые также пришли прыгать через костер. Но когда девушка обернулась, я увидел изумрудные глаза и понял, что влюбился. Я ничего не мог с собой поделать, со мной такое было впервые. Я превратился в смертного, и мы познакомились. Я не мог сыграть мелодию любви второй раз: на меня она не действовала, ведь я бог (хотя и так был влюблен), а отдать Ладу другому парню не мог. Поэтому я позабыл про флейту на всё лето. Мы не могли наглядеться друг на друга, не замечая, как пролетает время, и как стремительно и неизбежно приближается наше расставание. Накануне дня осеннего равноденствия я рассказал Ладе правду о себе и поведал ей историю своей семьи. Если бы я узнал, что она ждёт ребенка, её обязательно бы забрали в подземное царство — ведь внучка Озема должна была стать богиней. Тем более, что у него, так уж совпало, внуков-то не много. Вернее сказать, ты одна. Боги, к сожалению, не плодовиты. К тому же, мы с Ладой могли быть вместе навсегда. Но она промолчала. Я предложил ей любовь, бессмертие и целый мир в придачу. Взамен же я не получил ничего, даже весть о моём ребенке. Выслушав, она сказала: «Уходи!». И я ушел. Не понимаю, почему теперь она злится.

— Я думаю, что Вам будет сложно это осознать. Вы хотели, чтобы она ради Вас изменила свою жизнь и жизнь своего ребенка, а она была к этому просто не готова.

— Вот поэтому боги не влюбляются в смертных — их невозможно постичь. Ценности, мечты, идеалы, сомнения, страдания, преодоления — ужасный набор! Как вы со всем этим живете?

— Это и называется жизнь. Человек чувствует, делает, он борется, к чему-то стремится, он осознает жизнь во всех её проявлениях. Он думает о других, он не выбирает только собственное наслаждение. Он любит, заботится…

— Любовь… я помню это чувство. Мне казалось, что я умираю и возрождаюсь вновь, и так каждый день. Хорошо, что я испытывал её только несколько месяцев. Не понимаю, как вы можете жить с ощущением, называемым Любовью, целую жизнь — когда взрывается мозг и разбивается сердце.

— Но Вы же бог любви, неужели Вам она непонятна?

— Девочка моя, любовь — моя работа. Я — музыкант, я играю на флейте. И не разбираюсь, что происходит с конкретными Машей и Петей, когда закончу свою мелодию. Это не моя проблема. Я разбил своё сердце один раз, думаю, этого более чем достаточно. Но что касается тебя, я не помню, чтобы играл свою музыку для тебя. Хотя этих смертных так много, разве всех упомнишь… Ты уже влюблена?

— Не Ваше дело!

— О, мне знаком этот взгляд. Полагаю, что да. И кто же он?

— Давайте оставим в покое мою личную жизнь и поговорим по делу. Академик Баюнов — директор нашей школы, сейчас в плену у Озема.

— Мой отец не берет пленных, — улыбнулся Лель.

— Вернее там он для исполнения сделки, заключенной с Оземом. Он хотел помочь Жар… точнее одной девушке и добровольно отказался от причитающихся ему лет жизни в её пользу.

— Ну а ко мне какой вопрос? Сделку с отцом разорвать нельзя. Что заключено, то исполнено.

— Но сделка была заключена нечестно. Озем сначала приказал убить эту девушку, а потом обменял её жизнь на жизнь академика.

— Любопытно. Для отца все люди на одно лицо, кроме некоторых, особо выдающихся, таких как твой академик. Но чтобы желать кому-то смерти ранее намеченного срока, это на него совсем не похоже. Что же такого особенного было в этой девушке?

Услышав слово «было», Василиса подумала, что может сказать Лелю правду, ведь магии у Жары Абдурахмановны больше нет, и ей уже нечего бояться.

— Она была Жар-Птицей.

— Я не ослышался? Самой настоящей Жар-Птицей? Меня не перестаёт удивлять этом мир. В бытность моего детства на земле ещё можно было отыскать пару таких диковин, да и то, пришлось бы изрядно постараться. Но чтобы сейчас… Теперь понятно, почему отцу так захотелось пойти против законов Вселенной. Если Жар-Птица умрет своей смертью, а для нас это значит, в положенный ей срок, то в момент смерти её магия рассеивается в воздухе, питая ваш мир волшебством. Но если Жар-Птицу сжечь в огне раньше уготованной ей даты, то в подземный мир она перейдёт в своем истинном обличье, с полной порцией прилагающегося к ней колдовства. Только нестыковочка получается: ваш академик хоть и выдающийся во всех отношениях, но заменой птице быть не мог. С чего бы вдруг Озему согласиться на эту сделку?

— Он не знал, когда её заключал, что девушка Жар-Птица.

— Понятно. Ну что ж, теоретически небольшой шанс, что с Оземом можно договориться у вас есть. Но в подземное царство вам не попасть. По крайней мере живыми.

— Но что же нам делать?

— Вам? Ничего! Правильный вопрос — что делать тебе?! Ты — единственная внучка Озема, он обязательно захочет познакомиться с тобой. Ты сможешь попытаться уговорить его отпустить вашего академика на причитающийся ему срок.

— Но как я смогу попасть в подземное царство?

— Я проведу тебя. Но только тебя. Заходи в круг и дай мне руку.

— Но у меня совсем не осталось магии. Как я смогу защищаться от демонов в подземном мире.

— Ох, как же смертность отупляет. Твой дед — владыка нижнего мира, кто посмеет тронуть хоть кончиком когтя его внучку? Ладно, бери моё кольцо, если тебе будет так спокойнее, оно защитит тебя, — с этими словами Лель вытащил из стакана серебряное кольцо. В его руках трещина, перерезающая букву «Л», вдруг сама собой срослась, лунный камень наполнился внутренним светом. Лель протянул кольцо Василисе. Девушка, вспомнив слова матери не входить в круг, немного опешила. Ведь непонятно, какие у Леля на неё планы.

— Василиса, хватит! — улыбка на губах Леля внезапно померкла, и он, сделав шаг вперед, спокойно переступил меловую черту, — Ваши якобы «охранные» круги, не более чем детские забавы. Я — бог, меня не остановить какими-то нарисованными линиями. Любой из нас легко уничтожит ваш мир одним взмахом руки, но мы не делаем этого, во-первых, потому что существуют банальные законы мироустройства не нами писанные, но обязательные к исполнению