— По фене они и на малине поботать могут, — говорил он своим сотрудникам. — А когда ты по другую сторону стопа от него, то являешься представителем закона. Официальность и выдержанность пугает уголовников гораздо больше, чем крики и подзатыльники.

Правда, не всегда срабатывало. Иногда приходилось особо упертым и тупым по ушам дать в качестве напутствия, но это уже на самый крайний случай, когда уголовники наглели не по чину или начинали угрожать смертными карами.

В кабинете в Управлении Поливанов по поручению следователя допрашивал старшего брата Калюжного. Тот сидел, набычившись, сцепив перед собой руки в наручниках, — от греха подальше решили его не расковывать и воли не давать. На всякий случай в кабинете присутствовал дюжий конвоир в форме с сержантскими погонами. Но Поливанов считал его лишним — в случае чего и сам с задержанным справится, благо физическую форму не потерял.

— Итак, Анатолий Владимирович, вы подозреваетесь в убийстве семьи Фельцман, совершенном 14 мая сего года на улице Крылова города Свердловска. Что вы можете пояснить?

— Никакого Фельцмана не знаю, никого не убивал. — Куркуль сидел, согнувшись и упершись глазами в пол. Руки его подрагивали, но в целом держался нормально, без истерик. Хотя было видно, что он страшно напряжен.

— То есть чистосердечно и искренне раскаиваться вы не желаете? — спросил Поливанов.

— Не было ничего.

— Так и запишем. И будем излагать имеющиеся факты.

Фактов накопилось немало. Поливанов начал с показаний соседки, опознавшей бидон с изогнутой ручкой с места происшествия и видевшей братьев идущими куда-то вместе тем вечером.

— Не убивал, не знаю, — в ответ твердил Калюжный, но будто сила тяжести росла, плечи все больше опускались.

— Тогда продолжаем, — кивнул Поливанов. — По заключению экспертизы записка в доме убитого написана вашей рукой.

— Да я… — встрепенулся Куркуль, с его языка чуть не сорвалось «писал левой рукой», но он вовремя заткнулся.

— Хотите сказать, что почерк изменили. Чудеса криминалистики. Наука еще и не то может.

— Не знаю я никакой криминалистики, — Куркуль опять понурил плечи.

— Слушайте, хватит тянуть кота за хвост. У меня еще немало заготовок. Лучше сразу рассказать все и дальше молиться, чтобы суд был снисходительным.

Хотя Поливанов представить себе не мог, что может заставить судей быть снисходительными по такому делу и не вынести смертный приговор.

— Не знаю вашей криминалистики. Ничего не делал, — долдонил Калюжный.

— Отлично. При обыске на чердаке дома по улице Малышева изъят пистолет «ТТ», ранее похищенный у убитого сотрудника милиции. Что скажете?

— Я по чердакам не шарюсь.

— Там же нашли облигации. Номера те же, что похищены у Фельцмана.

— На знаю никакого пистолета. Не знаю никаких облигаций.

— Да? А эксперты говорят, что на всем этом богатстве ваши отпечатки пальцев.

— Не знаю, что говорят эксперты. Не мое это.

— Ну, уж не знаю, чем вас еще и удивить, Калюжный, — улыбнулся Поливанов. — Разве вот этим.

Он вытащил из папки явку с повинной младшего Калюжного.

— Вот что ваш брат пишет: «Ребенка убил мой брат Анатолий Калюжный. Никто не хотел, а он согласился. Главный стоял в стороне. А мой брат свернул девочке шею, что я бы сам никогда не сделал…»

Последняя капля. Калюжный взорвался и заорал так, что стены дрогнули:

— Что? Крыса-а-а!!!

Он вскочил, но конвоир ринулся вперед, подножкой сбил с ног и тяжеленной ладонью пригнул к полу. Куркуль забился в судорогах, вопя как бешеный:

— Сука! Брат! Сука!

Поливанов видел немало истерик. И не удивился, что крепящийся и державшийся до поры до времени человек не выдержал свалившейся тяжести и пошел вразнос. Черт, придется вызывать еще врача, тогда он станет непригодным на некоторое время для следственных действий.

Но Куркуль пришел в себя, приподнялся, встал на колени. По его щекам текли градом слезы. Он завыл:

— Меня убьют! Расстреляют! Простите! Я жить хочу! Все расскажу! Это Грек! Он, сволочь! Я бы никогда!!!

И выдал все, так что Поливанов только успевал записывать.

Это младший Калюжный узнал в своем институте метрологии о Фельдмане и деньгах синагоги. Братья давно подумывали, где сорвать банк, но ни на что серьезное решиться не могли, пока не появился из какой-то тьмы, из воровских былинных времен Грек.

Пришелец из потустороннего мира взялся за дело споро. Сказал, что нечего сопли жевать, надо дела делать. Для начала вооружиться, и тогда преграды не будет. Для этого убили милиционера. Завладели пистолетом «ТТ». И были готовы к налету на дом Фельцмана.

Они долго обсуждали, как зайти в дом. Решили использовать удостоверение дружинника, которое было у Тугоедова.

— Опознают они нас потом, — сказал Грек. — Никакие маски и чулки на голову не помогут. Тем более Заводчанин ксивой светанет. Надо их шпилить. Всех.

На том и порешили. С собой убийцы прихватили керосин — дом надлежало сжечь, чтобы следов не осталось. И, когда стемнело, забарабанили требовательно в дверь выходящего прямо на улицу фасада частного дома.

— Ну и кого ночью носит? — недовольно пробурчали из-за двери.

— Добровольная народная дружина, — деловито ответил Тугоедов. — Смотрим соблюдение паспортных правил. Поступил сигнал, что у вас проживают посторонние. Откройте дверь, гражданин.

За время своего пребывания в дружине Тугоедов набрался этих солидных интонаций и научился говорить весомо, как представитель власти. Да и дружинники в последнее время часто так ходят по домам, всерьез восприняв тезисы руководителей страны, что милиция вскоре и не нужна будет. Так что народ уже привык к ним. Поэтому хозяин дома не усомнился в достоверности легенды.

— Да откуда у меня посторонние? — возмутился Фельцман, приоткрывая дверь на цепочке и разглядывая внимательно удостоверение.

— Вот мы и проверим. Или с участковым прийти?

— Да какой участковый, — махнул рукой Фельцман, захлопнул дверь, снял цепочку и распахнул дверь снова. — Заходите, проверяйте сколько влезет. Но я вынужден буду написать на вас жалобу.

— Господу богу напишешь, когда увидишься с ним, — прохрипел выступивший вперед Грек. — Не шуми, не то пристрелю.

Бандиты ворвались в дом. И начались для его обитателей часы настоящего ада. А для убийц это было время какого-то болезненно сладкого триумфа. Им нравилась их роль.

В доме нашли лишь немногим больше шестисот рублей наличными. Чтобы не было шума — хозяина, его жену и дочку спустили в подвал. И начали обрабатывать. Били всех, даже маленькую девочку. И долбили одним адским вопросом: