В связи с воспоминаниями о том, что Гранада досталась испанцам, в более позднем османском историко-географическом сочинении «Свежие новости» говорилось о «многих тысячах мусульман и благочестивых… в руках презренных безбожников… Они с молитвой простирают руки к Всевышнему, [прося,] чтобы… он разбросал семена джихада и войны… и адским огнем гнева заклеймил грудь [врагов], переполненную злобой», и как жаль, — говорится далее, — что благодатная земля Магриба теперь соседствует с областью, «наполненной грехом неверия и заблуждений»[432]. Что бы ни думал наш гранадец, но от подобных выражений он воздерживался.

***

Йуханна ал-Асад много писал об исламе в «Космографии и географии Африки». Почти все события в книге он датирует по хиджре: «24 год хиджры», «918 год мусульманской эры». Лишь кое-где он указывает год по обоим календарям, как дату знаменитой битвы, с которой началось отвоевание мавританских городов испанскими христианами, причем не всегда точно: «609 год хиджры, который должен быть по счету христиан 1160 годом [sic вместо 1212 года]». Его остановка в Триполи, когда он находился в руках своих испанских похитителей, произошла, как он пишет, в «1518 году от рождества Христова» — единственный случай, когда он воспользовался именно этой фразой в рукописи[433].

Имя Мухаммада он всегда пишет как «Mucametto» — это своеобразное написание, скопированное переписчиком, противоречило принятому тогда итальянскому варианту Macometto (например, в изданном в 1547 году переводе Корана: L’Alcorano di Macometto), или Maumetto (Рамузио писал именно так, а иногда — Mahumetto), или испанскому Mahoma[434]. В таком написании гласные у него немного ближе передавали те, что слышны в арабском произношении, хотя сохранялось и некоторое отличие — его, как мы увидим, наш автор умел хорошо использовать.

Однако как написать «мусульманин» и «мусульмане» по-итальянски? Как правильно называть «тех, кто предались Аллаху»? Слово musulmano, производное от арабского слова со значением «принадлежащий к исламу», впервые употребили в итальянском языке лишь в 1557 году, а распространилось оно только в XVII веке[435]. Йуханна ал-Асад располагал лишь вариантами Macomettani и Maumettani, то есть словами, в которых, как и в английском Mohammedan, выражается смысл религии, основанной на обожествлении ее основателя. Конечно, суфийские мистики действительно говорили об «образе Мухаммада» и «пути Мухаммада», но эти выражения относились не к божеству, а к духу совершенного человеческого существа, который Бог вдохнул в каждого человека и который воплощен святыми, живущими в полном подражании Пророку[436]. Йуханна ал-Асад остановился на уникальном варианте Mucamettani, искусственном написании, которое, возможно, было для него способом избавиться от неловкости из‐за намека на обожествление Пророка[437].

Независимо от написания, Йуханна ал-Асад обычно называет Мухаммада только по имени. Он использует исламский титул «Пророк» — так, на празднике школьников в Фесе они «поют много песен во славу Аллаха и его Пророка Мухаммада», — но всего несколько раз, и не применяет почетных наименований, таких как Законодатель, или Посланник Бога, или Путеводное Знамя[438]. Формулу, которая в речи мусульман должна по правилам следовать после имени Мухаммада, например «да благословит его Аллах и дарует ему мир», он опускает.

Действительно, молитвы и религиозные формулы, встречающиеся во всех жанрах арабской литературы, включая географию, описания путешествий и историю, редко появляются на итальянских страницах Йуханны ал-Асада. Ал-Идриси начинает свою «Географию» с длинной молитвы и заканчивает каждое описание широтного пояса словами: «Хвала Аллаху — [следующий] климат последует, если на то будет воля Аллаха». Ал-Мукаддаси начинает «Лучшее разделение для познания климатов» словами: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного. Облегчи мою задачу… Хвала Аллаху, сотворившему мир… Пусть Аллах щедро благословит лучшее из творений и самого благородного из людей, Мухаммада». Говоря о «царстве ислама», он восклицает: «Да хранит его Всевышний Аллах». Читателю регулярно напоминают о границах человеческого познания: «Я использовал рассуждения по аналогии, когда это казалось правильным и уместным, но всякий успех дарован Аллахом». Та же модель прослеживается во всем труде Ибн Халдуна, «Мукаддима», который начинается с длинной молитвы, а каждый раздел заканчивается упоминанием Аллаха, например: «Аллах — лучший продолжатель», иногда цитатой из Корана: «Аллах вводит в заблуждение, кого пожелает, и ведет, кого пожелает»[439].

В «Географии» Йуханны ал-Асада таких формул нет. В начале своей книги он отмечает, что в Африке, «в расцвете своей молодости путешествовал, испытывая большой голод и опасности, и исследовал разные вещи во имя Бога» (col nome de Dio — это, несомненно, перевод начала басмалы, арабской формулы «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного»). В конце книги он пишет, что надеялся вернуться в Африку из поездки в Европу «целым и невредимым, с Божьей милостью» (con la Dei gratia, что, возможно, ближе к христианской формуле, чем к арабскому Ин ша’ Алла — «Если Аллах пожелает»). Когда некий старик, плывя в лодке по Нилу, протянул руку за предметом, который принял за доску, и был схвачен крокодилом, Йуханна ал-Асад «возблагодарил Бога», что это был не он. Только в самом конце книги, после оглавления, есть более полная формула, какие можно найти в исламских сочинениях, хотя составленная в таких выражениях, которые подходят и мусульманам, и христианам: «Здесь заканчивается благополучно скрижаль сей работы вышеназванного Иоаннеса Лео к восхвалению, славе и чести Бога всемогущего во веки веков, аминь»[440].

Единственную молитву в книге, не имеющую нейтрального характера, — такую, которая не могла бы беспрепятственно преодолеть межрелигиозный барьер, — он вкладывает в уста султана Мухаммада ал-Буртукали, который обращается к Аллаху перед своими советниками и религиозными наставниками:

О Аллах, да будет ведомо тебе, что цель моего прихода в эту дикую страну состоит лишь в том, чтобы оказать помощь и освободить народ Дуккалы из рук нечестивых мятежных арабов и христианских врагов. Если ты знаешь и видишь противоположное, то накажи только меня одного[441].

Лишь дважды в своей книге Йуханна ал-Асад использует слова, непростительные с исламской точки зрения, и оба раза в последнем разделе, посвященном Египту. После нейтрального описания религиозных перемен в стране Мицраима он приводит вторую версию этой же истории:

После рождества Христова египтяне стали христианами и остались в составе Римской империи. С гибелью Римской империи императоры в Константинополе заботились об удержании этого королевства… А после прихода чумы [pestilencia] Мукаметто [египетский] король был захвачен мусульманами — военачальником по имени Амр, сын ал-Аса. [Амр] командовал большой арабской армией, назначенный Умаром, вторым халифом. Завоевав королевство, военачальник оставил людей в их собственной вере до тех пор, пока они платят подати… Когда пришли армии мусульман,