Напевая себе под нос нехитрую песенку, Арсений выглянул в окно ординаторской и увидел, как по двору медленно передвигаются трое: медсестра Алина из травматологии толкала перед собой инвалидное кресло, в котором сидела Женя Хмелева. Рядом с ними, хромая и еще немного опираясь на костыль, шагал Миша.

Добравшись до первой в череде нескольких скамеек, они остановились, и после недолгого обсуждения Алина помогла Жене перебраться из кресла. Возле нее на скамейку тут же опустился Миша, а медсестра, удостоверившись, что все в порядке, отошла вглубь сада поболтать с кем-то из персонала больницы.

Со своего места Арсению не было видно Жениного лица, да и чтобы разглядеть Мишино, потребовалось сильно напрячь зрение. Они о чем-то довольно оживленно беседовали. Потом мальчик осторожно отставил костыль в сторону и прилег, положив голову на колени девушке.

В этот момент на аллее появился Максимыч в распахнутом тулупе. Привратник шел вразвалочку, закинув на плечо разлапистые веерные грабли, а рядом с ним трусила Берта. С удивлением Гаранин заметил, что Женя подняла руку в приветственном жесте: стало быть, они уже знакомы? Максимыч махнул в ответ, собака радостно гавкнула и бросилась вперед. Она встала передними лапами на скамейку и попыталась дотянуться до лица Жени, лакая длинным розовым языком воздух в явном намерении целоваться. И Гаранин с щемящим сердцем пожалел, что не имеет никакого права находиться рядом с этой странной компанией.

Теперь он видел их почти каждый день, особенно после того, как, отдавая Алине деньги, оценил вслух ее старания и поблагодарил.

– Да мне вообще совестно деньги у вас брать, Арсений Сергеич, – ответила медсестра, проворно пряча купюру в карман халата. – Такая уж Женька умница, вы бы знали!

Арсений улыбнулся:

– Я знаю.

Алина рассказала, что Женя тренируется с одержимостью. Она то учит скороговорки, то пересказывает прочитанные тексты, то рисует, то подбирает синонимы, или решает простенькие арифметические задачки из Мишкиного учебника, или играет с ним в «эрудит». Мишка под ее контролем занимается дыхательной гимнастикой, а она разрабатывает руку и восстанавливает моторику, собирая спички, складывая мозаики и сжимая эспандер. Они с мальчиком постоянно что-то зубрят или о чем-то спорят, и ее выздоровление от этого сильно ускорилось.

Однако вскоре Мишу выписали.

Гаранин узнал об этом только вечером, да и то случайно, и сразу примчался в педиатрию. Но на кровати Миши уже лежала молодая женщина, обнимавшая двухлетнюю малышку. На шум открывшейся двери женщина встрепенулась и тут же принялась похлопывать дочурку по попе:

– Тшш, солнышко, спи, спи.

– А где Миша Воронко? – поинтересовался Гаранин, вернувшись на пост медсестер.

– Так выписали же сегодня. Утром еще. А потом приехали из соцзащиты и увезли его.

IV

– Вовка – ювелир. Шрама почти не будет, – Борисовская одобрительно подмигнула Сорокину, и тот засопел, довольный похвалой.

Они втроем выходили из оперблока. Выдался редкий случай, когда Арсений повстречал Ларису у операционного стола: ее пациентку срочно госпитализировали из-за разрыва кисты.

– Да, Володя у нас мастер, – Гаранин хлопнул хирурга по плечу. Тот кивнул на прощание и зашагал по коридору.

Оставшись вдвоем, они с Борисовской переглянулись. На улице уже стемнело.

– Ты домой?

– Наверное. А куда еще?

– Подбросить тебя? – предложила она. Арсений согласился: почему бы и нет. Сегодня ему не особенно хотелось бродить в потемках, а с Ларисой, помимо дружбы, сейчас связывала только что проведенная операция. Это ощущение принятого вызова, с которым удалось справиться сообща, всегда объединяет коллег по операционной еще некоторое время: именно поэтому, с горя или с радости, врачи часто потом выпивают вместе. Но Ларка – за рулем, она заядлая автолюбительница, которая запросто может починить любую поломку в своей старенькой «пятнашке» цвета баклажана, похохатывая при этом, что уж она-то знает про женские внутренности все, а машина – тоже женщина. Это всегда восхищало Арсения, так и не сдавшего на права, хотя отец вечно твердит, что мужик, не умеющий водить машину, и не мужик вовсе. У отца вообще строгая система раздачи ярлыков.

Они договорились встретиться на улице, и Арсений поднялся в свое ОРИТ, чтобы переодеться. На лестнице не работали две лампы, и он, утомленный и рассеянный, не сразу заметил ее, стоящую в тени возле лифтов – как и полагается, двери реанимации были заперты.

– Арсений.

Разглядев, что перед ним, опершись на костыли, стоит Женя Хмелева, он опешил.

– Женя… Привет. Что случилось? Ты зачем здесь? Тебе, наверное, сложно стоять…

– Ты можешь мне помочь?

– Да, конечно, сейчас открою… – Он стал рыться в карманах в поисках карточки и, как назло, не находил.

– Нет. Не туда. Тебе придется пойти со мной, – она мотнула головой в сторону лестницы. – Прости.

– Да, конечно, – растерялся Гаранин еще больше. – Что стряслось?

– Мишка сбежал из детдома.

Они вместе спустились на этаж. Арсений не помогал ей, боясь нарушить границы и без того зыбкого личного пространства. Вместо этого он прокручивал в голове варианты развития событий и своих действий. Куда мог пойти мальчик? В свой прежний дом? На кладбище? Но он не знает, где похоронены родители. Наверное, не знает. А откуда Жене вообще известно о его исчезновении?

– Куда мы идем?

– В мою палату.

То ли это к вечеру он стал несообразительным, то ли просто не отличался умом… Арсений до самых дверей палаты не мог уяснить, зачем им туда идти. Женя прошла вперед, Арсений следом, и только когда дверь втиснулась в косяк, девушка вздохнула:

– Выходи.

Из-под ее кровати воровато высунулась вихрастая темноволосая голова.

– Так вот оно что… – только и смог пробормотать Гаранин.

Следующие сорок минут их объединили. Женя и Арсений стали сообщниками, уговаривая Мишу, тормоша его и объясняя, почему он должен согласиться поехать обратно в детский дом. То и дело на глаза девушки накатывали непрошеные слезы, и тогда она смахивала их, деловито отворачиваясь к окну, пока Арсений отвлекал внимание мальчика на себя. У него самого ком стоял в горле, но сейчас он чувствовал, что главенствует над всей ситуацией, и именно от него зависит ее исход.

– Мишаня… Можно тебя так называть?

– Нет.

– Хорошо, – согласился Гаранин терпеливо. – А как можно?

– Мишка, и все.

– Ладно. Давай заключим договор? По-настоящему.

– Какой еще договор?

– Будем исходить из того, кто из нас что может. Я не могу просто встать и уйти, потому что я врач, и у меня есть обязанности. Но я могу вам помочь и хочу этого. Вы с Женей хотите друг друга видеть, потому что вы друзья. Но Женя пока болеет и не может навещать тебя. Так? Значит, ты можешь навещать ее.