– Он написал…

– Кто?

– Эльдар, – она зажмурилась и попросила. – А вы можете… сильнее?

– Что?

– Воздействовать. Просто… когда я пугаюсь, я теряю способность мыслить здраво. Бабушка всегда ругала…

– Вы сейчас…

– О Серафиме Казимировне. У вас легкая сила… те, кто приходил в детский дом, другими были… и те, кто допрашивал, тоже.

– Вас тоже допрашивали?

– Да.

– Но вы были ребенком.

– Это не имело значения, так мне сказали. Прежде всего я была дивой. Из проклятого рода, который решил устроить заговор и свергнуть правительство… враг государства.

Какой из нее враг?

Одним щелчком зашибить можно.

– Мне сказали, что я должна слушаться, что… если буду хорошей девочкой, мне позволят встретиться с мамой… поехать с ними…

Дива закрыла глаза.

Ее боль была живой, и Святу вдруг показалось, что это собственное его сердце рвется на части, что еще болит, что во рту стоит кисловатый поганый привкус то ли крови, то ли рвоты. И дышать не выходит. Он старается…

…он не сопротивлялся. Тогда, когда ему сказали смотреть в глаза.

Он смотрел.

И тонул.

И захлебывался, но не позволяли, не отпускали, а когда сознание уходило, его возвращали, холодной водой и пощечинами. Голосом, звук которого вскоре вызывал приступы паники, но ее тоже нельзя было позволить. И следом за голосом приходила боль.

А с нею апатия.

Уроды.

Кто вообще разрешил использовать полное погружение на ребенке? Именно эта мысль и позволила отделить свое от чужого.

– Простите, – сказала дива.

Наваждение схлынуло.

– Это вы меня… – рук он не убрал. – Давно щиты не правил…

…против дивных они бессильны, как и сама магия разума. А Свят привык, что она его защищает… дурак. Но спокойствие удалось вернуть.

И поделиться.

Дива в его руках сделала глубокий вдох. И медленный, явно контролируемый выдох. Затем еще один. Она раскрылась, позволяя силе Свята прикоснуться, укутать. И ему вдруг захотелось представить, что он прячет это вот израненное создание в одеяло.

В то колючее, шерстяное, которым укутывала Свята бабушка, когда он болел. И не было в мире места лучше, спокойнее, чем в этом пахнущем травами коконе.

– Спасибо, – прошептала она, постепенно успокаиваясь.

– Пожалуйста, – только и смог ответить Свят.

– Эльдар – отец Розочки, – совсем другим голосом произнесла дива и, глядя снизу вверх, добавила. – К вашему делу это отношения не имеет. Но… вы поможете мне. А я помогу вам.

И еще более решительно добавила:

– Без меня вы не справитесь.

Сердце бухало о ребра.

Астра, конечно, знала, что с анатомической точки зрения, как и с любых иных, естественнонаучных, ее ощущения глубоко субъективны и ничего общего с реальностью не имеют, что сердце о ребра не бьется и совершенно точно не способно их проломить. Но впервые, пожалуй, она готова была поступиться доводами разума.

То есть не впервые, но в прошлый раз ничего-то хорошего из этого не вышло.

А…

Она сделала глубокий вдох.

И успокоилась.

Нет, Астра понимала, что успокоилась не сама, что это ее спокойствие – подарок, о котором она не просила, но он был ей нужен, только сил признаться не хватит. И все, что она может, это быть благодарной.

Но быть благодарной магу разума…

Лучше так, чем потерять Розочку.

Письмо доставили в клинику и отнюдь не почтальон, а женщина, появлению которой Астра совсем не обрадовалась. Как и сама эта женщина не рада была ни Астре, ни тому, что написано в письме.

– Если хочешь знать, – сказала она, протягивая белый конверт. – Мне это не слишком нравится.

Эта женщина нисколько не изменилась за прошедшие годы. Разве что лицо ее стало суше, а сама она – строже. И Астре подумалось, что, если бы она познакомилась с ней сразу, все сложилось бы иначе.

Она бы поняла…

Сумела…

Святослав ждал. Он не торопил ее, а вот письмо прочел дважды. Хмыкнул. И, сложив лист аккуратно, по линиям сгиба, произнес:

– Этого вам точно не следует опасаться.

И сказал так, что отчаянно захотелось поверить. Но Астра была уже совсем взрослой и людям не верила. Даже магам.

Особенно магам.

Он же, поняв, не стал переубеждать, но отступил, опустился на краешек стула, письмо вот на стол положил, сунул под стопку старых книг по домоводству, которые еще Серафима Казимировна собирала, а зачем, не понятно.

Сердце дернулось было, но…

…силу он не стал отзывать. Она окутывала Астру мягким облаком, и отчаянно хотелось закрыть глаза, нырнуть в это облако, позволить себе раствориться в нем.

– Если вы расскажете мне, как все было, я буду… лучше понимать, что делать, – Святослав устало потер переносицу. – Однако… вы, конечно, не поверите, но… никто и никогда не позволит этому человеку забрать у вас дочь.

Верить хотелось. Отчаянно. И кажется, именно это отчаяние и подтолкнуло ее, не способную решиться, не способную заговорить о том, другом деле, нарушить установившееся в квартире равновесие.

– Он большой человек, – предупредила Астра и сама удивилась тому, до чего глупо это звучит.

Большой.

На самом деле Эльдар был маленьким.

Невысоким даже для человека, а уж Астре он и до плеча-то не доставал. И его это злило. Как и собственная худоба, тщедушность, которую он старался изжить физкультурными упражнениями.

– Мы познакомились в больнице. Он попал с пневмонией.

…пневмония – коварная болезнь, которую и современные лекарства одолеть не способны. Порой она скрывается, прячется в теле, вьет гнездо в легких осторожно, сказываясь лишь редкими повышениями температуры, от которых люди в большинстве своем отмахиваются. И уж потом, позже, приходят кашель и слабость.

– Он всегда отличался болезненностью. Так мне сказали потом. Но не собирался себя беречь. Бегал. Обливался водой. Холодной. Спал с открытой форточкой…

…он был таким хмурым.

И серьезным.

И на Астру смотрел тоже очень серьезно. А стеклышки его очков поблескивали, и ее это рассмешило. А он понял, что Астра с трудом сдерживает смех, и покраснел.

Тогда она еще умела смеяться.

И верила, будто людям свойственна благодарность. Впрочем, она во многое верила.