за ней. И так, и так я в лучшем случае доберусь до фасада темницы. Если противник не был сущим идиотом, — а до сих пор он действовал довольно разумно, — тюрьму охраняли. И не простые солдаты, а паладины. Сражаться с ордой последний в моём текущем состоянии будет немного проблематично.

Что же мне делать?

Я задумался… и вдруг понял, что был ещё один вариант. Предельно безумный и предельно рискованный, который, однако, мог принести мне наибольшую выгоду.

Я кивнул и ещё некоторое время просидел в согбенной позе, пока не закончилась молитва. Затем позволил толпе вывести себя на соборную площадь и присел на скамейку. Рассеянная Эстель усеялась рядом со мной. Я посмотрел на девушку. Нужно будет подыскать для неё подходящее место и…

Вздох.

…Использовать по назначению.

Найти не забитый постоялый двор оказалось проблематично; за маленькую комнатку пришлось заплатить двадцатикратную цену. Благо, я предвидел подобное развитие событий и взял внушительную денежную сумму.

Когда мы разместились в своей комнатушке, и Эстель закончила раскладывать вещи, между нами повисла неловкая тишина. Девушка присела на единственную (одиночную) кровать и посмотрела на свои сложенные на коленях руки. Я и сам немного замялся и наконец, поскрипывая сердцем, кивнул:

— Давай, Эстель.

Девушка кивнула, и на лице её, как ни странно, отразилось облегчение. Она положила на кровать свои беленькие перчатки и стала развязывать забинтованную ладонь, открывая длинную красную рану.

Почему я взял Эстель на столь опасную миссию? Потому что моему телу, телу Леона, нужна была человеческая кровь; не столько для пропитания (древние вампиры могли обходиться без еды многие недели), сколько для выздоровления после страшной раны, которую он получил в схватке против Великого магистра. Если бы не свежая кровь, которой снабжала его Эстель на протяжении последней недели, я бы едва ли смог подняться на ноги.

И поскольку я не знал, — и до сих пор не знаю, — сколько времени мне придётся провести в столице, мне пришлось взять девушку с собой. Можно было охотиться на местных жителей, но это было опасно и неправильно. В своё время я строго наказал Тали, Леону и всем остальными, чтобы они старались забирать чужую кровь на добровольной основе. Мы были добрыми и пушистыми вампирами, и потому преследование со стороны ордена было совершенно необоснованным.

И поскольку уже сегодня намечалась опасная операция, мне следовало направиться на неё с полным желудком.

Эстель достала из саквояжа серебристый ножик и антисептик, набрала побольше воздуха в лёгкие и уже собиралась вскрыть свою рану, когда я вспомнил одни момент и сказал:

— Постой, Эстель.

— Господин Леон?..

— Есть менее болезненный способ.

Когда я формировал образ вампира, я старался приписать последнему самые полезные свойства, которые встречались в местных легендах и литературе. Тот же вампирский укус я сделал совершенно гигиеничным и безболезненным. В этом плане мы напоминали комаров, которые наполняют свою жертву обезболивающим, — только без неприятного последствия в лице чесотки. Более того, вампирский укус способствовал скорому заживлению раны и даже приносил своей жертве удовольствие.

До недавнего времени Леон находился в спячке, а потому Эстель приходилось самостоятельно резать свою ладонь и выжимать кровь на его пыльные серые губы. Но теперь можно было использовать более традиционный способ.

— Ах… Н-не нужно, господин Леон, — смущённо проговорила девушка.

— Не волнуйся; ты совершенно ничего не почувствуешь, — ответил я с добродушной улыбкой.

Нет, я не идиот. Я прекрасно понимал, почему она смущалась. Мне самому было неловко кусать молодую двадцатилетнюю девушку. И тем не менее смущение было мимолётным, а польза укуса — постоянной. В конце концов, мне было неприятно смотреть, как она постоянно морщится, случайно хватая чемодан или прочие вещи своей пораненной рукой.

Поэтому я натянул доброжелательную улыбку и попытался сделать вид, что не вижу в этом деле совершенно ничего предосудительного и даже не понимаю её смущение. Мне казалось, что это был самый верный способ избавиться от последнего… но вполне может быть, что сейчас я напоминал старого извращенца.

Эстель ещё немного помялась и наконец поддалась на мои увещания и протянула руку.

Я кивнул, выпустил клыки и уже собирался взяться за дело… Как вдруг остановился и покачал головой.

— Нет…

— Нет? — удивилась девушка.

— Мой укус не оставит рану, и всё же некоторое время после него могут быть заметны отпечатки…

52. операция

Мне вспомнилось донесение, в котором говорилось, что многие вампиры выдали себя не потому, что горели на солнце, — всё же данная проблема не проявляла себе, если ты не был особенно голодным (и пользовался кремом от загара), — но потому что во время погрома орден обнаружил красные метки у прислуги.

Да… Если так подумать, когда у нас проверяли документы, стражник бросил внимательный взгляд на наши шеи. Тогда я не стал придавать этому значения, потому что нам, собственно, было нечего бояться, но теперь чуть не попал в просак.

Я посмотрел на Эстель.

Последняя носила осеннее платье. На первый взгляд мы могли ни о чём не беспокоится, но что если стражник решит закатать ей рукава? Нет, нужно было подобрать более укромное место для укуса, такое, на которое не станут смотреть ни при каких обстоятельствах…

Всё это я рассказал Эстель. По завершению моего рассказа девушка была краснее красной ручки. Наконец я попросил её повернуться, помог стянуть платье с верхней половины тела, затем краешек сорочки, и наконец наклонился и надкусил её… плечо.

Эстель вздрогнул, у неё подкосились ноги. Мне пришлось придержать её за талию, и я почувствовал под своими пальцами её трепещущую бархатную плоть.

В этом положении мы находились немногим более минуты, после чего я медленно «отлип».

— С-сколько ещё, господин Леон?.. — промычала девушка.

— Уже всё, — ответила я, вытирая губы шёлковым платком.

— Всё? — удивилась Эстель и распахнула глазки. Она растерянно потрогала метку у себя на плече. Последняя представляла собой две красные точки. Потом девушка развязала свою забинтованную руку и обнаружила, что на месте пореза осталась только красная клякса. Перед укусом она так сильно сжала кулачки, что невольно стала выжимать кровь из своего ранения.

— Было не больно? — спросил я с лёгкой улыбкой, передавая ей платок.

— Нет, — рассеянно пробормотала девушка. Затем повернулась, поклонилась и сказала мне:

— Б-благодарю.

— Ничего. Моя горничная всегда должна находится в абсолютном здравии. И всё же ты потеряла много крови. Сейчас