приедут, – сказала Влада. – Вот, возьми мой мобильник, в контактах она майор полиции Путято.

Бобров без интонаций проговорил:

– Думаю, они уже в курсе и скоро будут. Мне айфон вернули в улучшенном виде, я полагаю. Правильно я говорю, товарищи?

Влада сообразила, к каким товарищам он обратился, повысив голос, но усомнилась, что данный поступок следует отнести к разряду фривольных острот.

Странный этот Бобров. Может, всерьез ждал подтверждения от «товарищей».

Ваня прекратил всхлипывать и внимательно посмотрел на Артема, как будто только сейчас его увидел и услышал.

– Влада, я давно собирался тебя предупредить. Не дружи с этим челом. Он врун.

– Если бы не он, туго бы нам с тобой пришлось, Ваня. А почему он врун?

– Спроси у него фамилию и узнаешь.

– При чем тут твоя фамилия? – спросила она Артема.

Он ответил легкомысленным тоном, пожав плечами:

– Понятия не имею. Глючит от голода, наверно. Ты бредишь, мальчик? Тогда пора в постельку. Влада, ты же собиралась его уложить. А я за кефиром сгоняю в магаз. Какой жирности лучше купить?

Она подозрительно на него посмотрела, однако следующая мысль вытеснила предыдущую, и Влада проговорила:

– Когда все закончится, напомни мне, пожалуйста, вернуть господину Боброву ту самую дарственную. Наверно, он ее обыскался.

На юриста она не взглянула.

– О’кей, – согласился Артем, – напомню.

– Откуда документ у вас? – сдвинул брови Бобров.

– Ваш сын его перехватил. У коллеги вашего. Надеялся, что похвалите, – с изрядной ехидцей ответила она.

– Антон, почему Влада все время называет меня твоим сыном? – звонко спросил Иван.

– Потому что, сынок… – голос подвел Боброва, он закашлялся.

С подвыванием, громко, пронзительно захохотала экономка, вцепившись скрюченными пальцами в свое мелированное каре.

Бобров повернул голову в ее сторону. Сказал тихо:

– А ведь Надю ты тоже пыталась оговорить. Как тогда Ольгу.

– Будьте вы прокляты! – выплюнула Евгения Петровна злобно. – Будьте вы все трижды прокляты!

В створку ворот забухали удары. Снаружи послышался голос:

– Отворяйте, господа! Товарищи приехали.

«Водевиль», – подумала Влада.

Майор полиции Марьяна Путято с легким сердцем подходила нынче к дверям служебной проходной.

Выспалась – это раз. А выспалась она по такому поводу, что отпросилась у начальства на сегодняшнее утро и до обеда, чтобы встретить младшую сестру из роддома. Во временной регламент уложиться не удалось, Марьяна задержалась дольше, однако в рамках допустимого.

Племянница у нее теперь – это два. Маленький розовый человечек с кнопочным носиком, спящий и сопящий. Воздушные шары, цветы, поцелуи – встреча получилась веселой, пышной и многолюдной. Счастливая Вика, счастливый Викин Валька, а также полный набор дедушек и бабушек, плюс Викина подруга Светка с мужем Германом.

Было радостно за сестренку и щемяще-грустно за себя.

Неожиданное чувство. О чем никогда Марьяна не грустила, так это о супружеских узах и сопутствующих им чадах. Не мечтала и не помышляла.

Видно, померещилось.

Прогнав наваждение, она влилась в общее бестолковое ликование, преподнесла букет лилий сестренке, а зятю – конвертик с купюрами, поскольку не знала, какой выбрать подарок, а у Виктории так и не выяснила, забегавшись по службе, и поспешила на работу.

Третьим пунктом в списке причин душевной легкости было окончание дела, которое еще вчера утром грозило остаться тухлым висяком.

Лева Скоморохов, получив по рации от Саши Пастухова горячую новость, принял верное решение и вернулся к усадьбе бывшего подозреваемого, которого «вел» до самых его ворот, а убедившись, что тот, выйдя из наемного экипажа, отпер свою калитку и вошел, поворотил в Москву согласно оговоренному регламенту.

На первом этапе там одного Левы хватило, а через полтора часика и Марьяна с Сашей прибыли для процедуры и формальностей.

Налюбовалась вчера Марьяна на безумную каргу. Явное психическое отклонение, была бы нормальная, на такое не решилась бы.

Путято собиралась привлечь к экспертизе психиатров, чтобы те порылись в рефлексах у этой Фоминой. Может, ее не на нары нужно, а лечить препаратами. Если признают невменяемой, то и срок скостят. Или вообще заменят отсидку на пребывание в спецбольнице. Паренек увечий особенных не получил, если не считать гематомы на шее и истощения. Хотя настрадался малец, что правда, то правда.

С Лукиановой наконец очно познакомилась. Барышня въедливая и сурьезная. Тоже с фингалом. Это ее Фомина приложила в припадке ярости. Мужик молодой рядом с Лукиановой вился, кто он, интересно? Уж не тот ли айтишник?

Теперь все узнаем. И узнавать будем не спеша и смакуя.

С улыбкой на устах отворила Марьяна дверь родного отдела.

На звук повернулись две головы – Скоморохова и Пастухова, те сидели каждый за своим столом. За дурашливым выражением на физиономии Льва Алексеича пряталась непонятная растрепанность. Лицо Саши Михайлыча было сосредоточенным и… серьезным.

– Что? – напряженным голосом вместо приветствия спросила подчиненных Марианна.

– Звонила Лукианова.

Майор Путято медленно прошла к своему столу, села. Выдвинула нижний ящик в левой тумбе, разместила там сумочку. Ящик задвинула. Потерла нос, прошлась указательным пальцем по переносице. Спросила:

– Что сказала?

– Сказала, что ее квартирную хозяйку, некую Гущину Татьяну Степановну, покушались убить.

– Не убили?

– Выжила.

– И кто покушался? Не отвечай, дай угадаю.

– В точку, Фомина.

– Откуда Лукьяновой, блин, это известно?

– Она эту Гущину сама откачивала, когда та траванулась как бы алкоголем. Все по инструкции выполняла, как медики велели. А потом уж и они приехали и увезли полутруп. Но началось все с того, что Гущина принародно за бутылку сулилась озвучить, кто такое: сначала мочит, а потом сушит. А за две бутылки обещалась молчать. Так как-то.

– И какие выводы из этого бреда сделала наша Лукьянова?

– Про визитницу вывод сделала. Предположила, что Гущина видела, как некто эту самую визитницу в луже мочит, а потом сушиться вешает на парапете. Этот некто ей и преподнес коньячку с отравой.

Путято, помолчав, распорядилась:

– Нужно выяснить, где эта ваша Гущина сейчас.

– Выяснил, – отрапортовал Пастухов. Кинув взгляд в сторону Скоморохова, исправился: – Выяснили, Марианна Вадимовна. Она пока в больнице. Сейчас в общую палату перевели, а вчера еще в интенсивной терапии находилась.

– Ну так езжай к ней. Поговори. Может, и вправду…

– Поговорили, – доложил Саша. – Ей пойло предложила Фомина. Но хитро очень это проделала. Позвонила Гущиной домой и сказала, что, пакет с бутылкой просунула ей за калитку и оставила на травке прямо у входа, забирай, Татьяна, угощайся. Обещала второю занести назавтра.

Путято забарабанила пальцами по столу. Сказала задумчиво:

– Похоже, Лукианова права. И улик никаких. Никаких улик не осталось, а, Саша Михайлыч?

– Никак нет, есть улики, – запутался в уставных фразах Пастухов, а Лева Алексеич заржал: «Солдафон, как есть – солдафон!»

– Цыц, – сказала начальница Скоморохову. – Продолжай, Пастухов, не смущайся. Когда научишься Левкиным приколам, отплатишь.

Пастухов посмотрел