Чиновник опешил, оглядев с ног до головы пришельца: в волосах сухие листья, галстук съехал набок, рукав глиной перепачкан.

— Тише, тише, не кричите так, сударь. Дело курировал Департамент полиции, это вам на Фонтанку, 16 надо. Но хотя погодите… — призадумался. — Вот присядьте здесь, подождите, я пойду Григория Петровича приведу. Он, кажется, тоже Бюловкой занимался.

Иноземцев не успел толком присесть, с мыслями собраться, как одна из запертых дверей распахнулась. На лестницу стремительной, властной походкой вышел чиновник лет сорока, судя по петличкам, надворный советник.

— Григорий Петрович Заманский, — быстро, сквозь сжатые зубы назвался тот и движением головы повелел следовать за собой. Видно было, визит ординатора некстати. Но делать нечего. Явился — иди уж.

И последовал Иноземцев за синим мундиром. Поднялись по узкой лестнице на предпоследний этаж. Перспективой удалялась вдаль анфилада служебных кабинетов и коридоров — дверь за дверью, дверь за дверью вперемежку с пыльными оконными рамами и желтого цвета стены бесконечной лентой — будто два зеркала поставили друг против друга.

Вошли в кабинет с обоями брусничного цвета, Заманский прошагал к письменному столу, сел и скупым движением указал Иноземцеву на одно из обитых черной кожей стульев.

— Я вас слушаю.

На мгновение Иноземцевым овладел столбняк, он глядел сквозь чиновника широко распахнутыми глазами и пытался подобрать слова. Почему-то вновь увидав перед собой прозектора из Обуховки.

— А в жизни и сказке место есть! — прохохотал тот.

Пауза затянулась.

Чиновник повторил вопрос. Ординатор вздрогнул, перевел взгляд с брусничного цвета стены на покачивающуюся оранжевую косичку шнура на плече Заманского и начал:

— Я по делу о бюловском звере…

— Я вас слушаю, — уже в третий раз повторил чиновник и принялся нервно барабанить пальцами по столешнице.

— Известно ли вам, что… — робко приступил к рассказу Иноземцев, — что в Бюловке, кроме двух авантюристов, генерала и его воспитанницы, был зверь, животное, пятнистая гиена, как я выяснил намедни, — ростом в пару-тройку футов. Издали ее можно принять за собаку — за овчарку, например, или за ирландского волкодава. Только уши у гиены круглые и морда круглая. А когда смотрит, будто смеется… И все время к земле гнет голову.

Лицо Заманского, обрамленное светлыми волосами и светлыми бакенбардами, сменило выражение с напряженно-недовольного на удивленное. Правая бровь слегка дернулась вверх, а вместе с нею и уголок рта. Иноземцев опустил глаза, вспыхнул, с болью в сердце, осознавая свою комичность.

— Этот зверь теперь в Петербурге. Он здесь с моего приезда из Бюловки. Даже есть жертва его нападения — господин Безбородков. Я лично его оперировал!

Чиновник молчал, подпер рукой подбородок и в ожидании взирал на ординатора.

— Это все… — и совершенно некстати шмыгнул носом. Здесь, в тепле кабинета, Иноземцев ощутил, как, оказывается, сильно продрог. Глаза застлала какая-то нездоровая пелена, по спине пробегали волны озноба. Вот и простыл опять без верхнего платья-то.

— То есть вы, сударь, утверждаете, что видели в Бюловке именно что гиену? — в лице Заманского застыло недоверие.

— Да, и не один раз. И в Бюловке видел, потом в поезде, на улицах, и даже у себя… в комнате, в доме госпожи Шуберт — побережье Введенского канала, 13, сразу за казармами.

— Как же она перебралась из Бюловки в Петербург и попала к вам домой на Введенку?

— На поезде, очевидно… Я за ответом к вам и пришел. Потому как нет сил терпеть ее вездесущее присутствие. Неизвестно, сколько бед может учинить дикая тварь. Вы ведь ведете следствие по делу в Т-ской губернии?

— Вел. Дело было передано, а потом закрыто.

— Закрыто? — переспросил Иноземцев. — Уже? И что же… все виновные наказаны? Алмазы найдены?

— Все виновные, сударь, наказаны, алмазы найдены. Дело закрыто, — отрезал безапелляционно чиновник. Кажется, Иноземцев вновь распотрошил нечто давно приданное забвению и тщательно оберегаемое.

— А как же гиена?

— Вы уверены, что видели ее в Бюловке?

— О да, сударь, еще бы. Она набросилась на меня, свалила на землю прямо под окнами этого проклятого замка. Я хорошо разглядел ее морду. Никогда мне ее не забыть. А как она хохотала ночами! Одно только упоминание об этом звуке заставляет леденеть душу. Если зверь в Петербурге, значит, его кто-то привез.

Заманский поднялся и, заложив руки за спину, медленно прошелся по истоптанному ковру. Потом резко развернулся на каблуках и, прищурившись так, словно что-то просчитывал в уме, глянул на ординатора.

— Вижу, вы взволнованы, — начал он, оценивающе разглядывая Иноземцева. С трясущимися руками и нездоровой бледностью на впавших скулах, тот не производил впечатления вменяемого. — Я понимаю, что в Т-ской губернии вы натерпелись сполна, вас жестоко разыгрывали, едва не убили. Нелегкое испытание для нервов. Кирилл Маркович характеризовал вас как крайне добропорядочного, искреннего, но весьма доверчивого человека, просил не впутывать в следствие и ручался, что все показания даст самолично, ибо вы, мягко говоря, по его словам, пребывали не в себе и не смогли бы вторично свидетельствовать. Он написал подробнейший отчет. А когда я посещал Т-ск, повторил слово в слово в устной форме. Все очень скоро разрешилось, и сам Кирилл Маркович даже был повышен в чине до титулярного советника за отличие в службе. И тут вдруг являетесь вы и рассказываете, что помимо всего прочего в деле фигурировала гиена. А о ней Делин смолчал.

— Нет, — встрепенулся Иван Несторович, испугавшись, что своими заявлениями роняет тень на прозрачную репутацию начальника уездной полиции. — Не смолчал. Он, верно, не знал о ней. Не встречал, стало быть. А я в суматохе запамятовал рассказать. А потом, когда я вдруг увидел ее на улицах Петербурга, у себя в комнате, когда на операционный стол передо мной положили изувеченного этой ошалевшей тварью, который потом поведал… — тут Иноземцев запнулся.

— А в жизни и сказке место есть! — поднял палец прозектор, вновь неведомым образом восставший словно из тумана.

Ординатор вдруг понял, что не хочет говорить об Ульянушке, не хочет ее сдавать. Бедное дитя, заплутавшее, сбившееся с пути, она, быть может, нуждается в наставлении, опеке. А он сейчас нет чтоб ее найти, сидит в охранке с намерением натравить на нее весь Департамент, градоначальника, жандармерию… и на кого, на ребенка, в сущности, в баловстве своем дошедшего слишком далеко.

— Вы замолчали? — Заманский подошел к Иноземцеву. Тот сидел, точно током пронзенный, не замечая склоненного лица чиновника. И вздрогнул, подняв глаза. — Что же поведал изувеченный?

— А вы б его сами допросили. Я как раз ему и обещал привести кого-нибудь из полиции.

Заманский опять задумался.

— Вы чрезвычайно взволнованы, и ваш рассказ кажется фантастическим, — чиновник потер висок. — Действительно, на прошлой неделе в городе была поймана пятнистая гиена, но гиена принадлежит зоологическому саду. Господин Рост сам признал тот факт, что за животным не уследили, оно сбежало. Вчера эта оказия просочилась в газеты, и вы, прочитав сенсационную статью, вдруг решили… Вы читали статью?