Наоми прочла написанный на ткани адрес. Салли извлеченным из кармана перочинным ножиком стала разрезать ткань адресованной ей посылки. Внутри она обнаружила деревянную коробочку. Было видно, что сделана она вручную. Салли поняла, что отец наскоро переделал ее из коробки, какие используют в бакалейных лавках. Она даже представила звук, каким сопровождалась эта работа. Внутри обнаружилось столько полезных и нужных вещей, что коллеги-медсестры аж ахнули. Сгущенное молоко, незаменимое при чаепитии. Копченый говяжий язык — эталон вкуснятины в пору их детства. Их мать была мастерицей по части маринования и засолки всех мыслимых овощей, и не только овощей, но и продуктов животного происхождения. Но еще за несколько лет до смерти прекратила этим заниматься. Дочери так и не смогли унаследовать ее мастерство. Следовательно, язык, а заодно и консервированные фрукты, варенье и тщательно завернутый в холстину фруктовый пирог отцу подарил кто-то из соседей. Сестры, поставив свои посылки рядышком, улыбнулись друг другу, не удержались от одобрительных улыбок и их коллеги.

В посылки были вложены и конверты. Пока Салли разбиралась с домашними деликатесами, Наоми распечатала письмо. Стоило ей его вскрыть, как губы ее недовольно надулись — видимо, готовилась узнать дурные новости. Наконец, и Салли надорвала конверт. Письмо было на нескольких страницах и начиналось «Дорогие мои девочки». Почерк был отцовский. Письмо было датировано 30 апреля 1915 года. Наоми и Салли сравнили оба письма — они были почти одинаковы. Сестры углубились в чтение, другие медсестры разошлись поболтать или выпить чаю.

Прочитав письмо, Салли подняла голову и тут же встретилась взглядом с Наоми. Теперь дочери-убийцы честно смотрели друг другу прямо в глаза. Вспомнили они и о своем последнем преступлении — о брошенном на произвол судьбы отце. И о том вакууме, в котором он оказался и который сейчас заполнила миссис Сорли. От этих мыслей обеих охватил непонятный гнев. Наоми вскинула брови. Избежать этого не удалось.

— Так, значит, — произнесла она. — Стало быть, миссис Сорли теперь наша мачеха. В твоем письме старик об этом написал?

Салли кивнула. Она заметила в конверте еще один сложенный листок, но читать его отчего-то не хотелось. Салли услышала, как Наоми недовольно пробурчала:

— Будь я дочерью получше, я бы непременно сказала — ну, та зря времени не тратит.

— Я прям то же самое думаю.

Однако с тех пор, как не стало матери, уже миновало два года и девять месяцев. Можно было поспорить насчет того, а не слишком ли это быстро, о том, что обычно следует обождать три года, но любой здравомыслящий человек спорить бы об этом не стал.

Теперь же они решили прочесть и другое письмо, адресованное Наоми и Салли Дьюренс.

Энид Дьюренс! Такое сочетание имени и фамилии не укладывалось в голове.

— Мальчишки подросли, — сказала Наоми, когда Салли дочитала письмо. — Представляю себе — она сейчас присоединит свою ферму к нашей. И получится весьма изрядный кусок землицы. И она его в один прекрасный день заполучит — она все же куда моложе отца. И ее двое «подросших мальчишек» тоже в стороне стоять не будут.

— Скажи, а нам с тобой все это нужно? — спросила Салли.

— Нет. Мы ведь бросили все и уехали. Верно?

— И все же — черт бы ее побрал, — вырвалось у Салли. — Черт бы ее побрал с этим разлюбезным письмецом.

Эта в корне новая ситуация еще дальше отодвинула их мать. Теперь воспоминания о ней расплылись, утратив былую живость и сместившись в более потайной уголок памяти, где витали те, кто ушел. Но их мать обладала свойством возвращаться, представая в мыслях куда реальнее, чем даже самый что ни на есть реальный мир, и тогда воспоминания о былом кромсали душу острее самого острого кинжала.