И пусть кубанско-ставропольское восстание белого генерала Фостикова в 1920 году в тылу Советов не все считают чисто крестьянским выступлением, полагая его скорее действиями связанных с Врангелем белых партизан-казаков, но у повстанцев Фостикова не все идейные «белые». Многие из этих казаков поначалу с уходом белых сложили оружие и разошлись по домам, вновь восстав против новой продразверстки и расказачивания по станицам. И само восстание лета 1920 года на Кубани и Ставрополье возглавлял не только настоящий деникинский генерал Фостиков, оставшийся в окружении при уходе белых из Новороссийска, но и ставший политическим центром восстания «Комитет спасения Кубани» во главе с Тимошенко, почти весь состоявший из эсеров и казачьих сепаратистов, не желавших сотрудничать с Врангелем и грезивших идеей независимого казачьего государства. Фостиков был ими назначен только непосредственным командиром повстанческой армии, хотя ядро вокруг него составляли действительно «белые» казаки, решительно нашивавшие на плечи самодельные погоны, что гарантировало тогда обязательный расстрел при попадании в плен к красным, но и масса других повстанцев здесь была. И боролись с этим Кубано-Черноморским восстанием красные теми же точно методами, что в Тамбовской или Воронежской губернии, бросая против мятежных станиц самые идейные части красных курсантов, интернационалистов, матросов, латышей, а также массово забирая в ЧК заложников из семей повстанцев. Семья самого генерала Фостикова на Кубани опознана чекистами и взята в заложники, после отказа Фостикова сдаться в обмен на их жизнь его отец, сестра и шестеро детей сестры все расстреляны ЧК в Екатеринодаре.

Одновременно с восстаниями в Тамбовской губернии и на Кубани в 1920 году бушевало несколько крупных восстаний в только что отбитых у белых Красной армией восточных областях Сибири и Туркестана. Все лето 1920 года на большой территории Южной Сибири и казахских степей полыхало пламя крупного Бухтарминского восстания, перебрасывавшегося периодически на Алтай, в семиреченские и иртышские казачьи станицы. И здесь созданная повстанцами-крестьянами «Народная армия» шла под красными знаменами и под лозунгами «Да здравствует советская власть, долой коммунистов, долой зверства ЧК!». Когда красные ликвидировали штаб этой повстанческой «Народной армии» на захваченном ею ранее пароходе «Витязь» на реке Иртыш, захватив и расстреляв находившихся здесь во главе с начальником штаба «народников» бывшим офицером белых Захаровым, здесь им в руки попало самодельное знамя «Народной армии», где на красном поле было вышито: «Долой коммуну, долой всякое насилие, вся власть Советам трудящихся!»

И давили красные Бухтарминское восстание теми же методами, что на юге России и Тамбовщине: карательные рейды войск ВЧК и созданных губкомами отрядов ЧОН, элитных частей красных курсантов и латышских стрелков. Поголовные расстрелы в некоторых селах и концлагеря с заложниками из родни восставших. Хотя в Бухтарминском восстании, как и на Кубани в повстанческой армии Фостикова, в руководстве восставшими был заметен элемент бывших белых офицеров и казаков, уцелевших после разгрома Колчака и сразу вновь поднявшихся на борьбу с откровенными лозунгами идейного белого лагеря. Здесь сразу соединились в рядах повстанцев уцелевшие белые офицеры и вчерашние красные партизаны из крестьян, бившиеся за приход советской власти в Сибирь, но к началу 1920 года уже шокированные назначенной им продразверсткой и массовой мобилизацией молодежи в РККА для отправки против Врангеля и Польши. Один из командиров здешней «Народной армии» казачий есаул Бычков, повоевавший ранее у белых, сразу установил связь с находившимися за границей в китайско-монгольских степях белыми войсками в эмиграции, а после разгрома восстания с несколькими сотнями самых непримиримых повстанцев с боями прошел тяжелый путь, пробившись в Монголию на соединение с белыми.

В 1920 году по Сибири прокатилась волна подобных выступлений крестьян, кульминацией которых затем стало самое известное Западно-Сибирское восстание, длившееся практически весь 1921 год и сопровождавшееся зверской жестокостью с обеих сторон противостояния. Повстанцы захватывали на время в начале 1921 года даже некоторые крупные города (Петропавловск, Кокчетав и др.) на некоторое время, сразу расправляясь здесь с большевистской верхушкой и сотрудниками ЧК. Советы отвечали такой же жестокостью, при подавлении Сибирского восстания за 1921 год погибли десятки тысяч местных жителей, это немногим уступает по размаху тамбовским событиям; и иногда восстание 1921 года именуют «сибирской Вандеей». Уходя под напором даже плохо вооруженных толп восставших крестьян из Кокчетава в феврале 1921 года, местная ЧК увела с собой арестованных ранее и специально захваченных в облаве заложников из местных жителей, которых позднее расстреляли за городом в качестве мести за убийство повстанцами главного уездного комиссара Абрамова.

Размах репрессий и резни в покоренных сибирских селах встревожил даже некоторых чекистов. Так один из руководителей Омской губернской ЧК Бутин, не оспаривая правильности массовых казней, все же был встревожен этой политикой повальной конфискации, окончательно разорявшей сибирские деревни, он писал в центр: «На будущее не следует допускать таких явлений, как конфискация, ибо никого это не спасает, а только разоряет хозяйство, лучше совсем сжечь несколько бандитских сел, чем дискредитировать советскую власть такими конфискациями».

И началось все это Западно-Сибирское восстание с того же, с начала «красного террора» ЧК здесь после ухода белой армии и с начала массовой продразверстки вкупе с призывом в Красную армию даже повоевавших уже бывших красных партизан. Сразу «оценившие» прелести продовольственной диктатуры и политики военного коммунизма сибирские крестьяне и казаки поднялись под теми же традиционными лозунгами «За Советы без большевиков». В воззвании сибирского «Главного военного совета» восставших можно прочесть: «Мы поднялись против кучки большевиков – жидов и заграничных прожигателей жизни, нагло именующих себя Рабоче-крестьянской властью. Мы не хотим, чтобы нами командовала, обирала и гноила нас по своим «Чекам» да тюрьмам кучка коммунистов! Долой коммуну, да здравствует народная власть Советов и свободный труд!»

Так было в истории знаменитого Мензелинского мятежа 1920 года (в советской истории известного как «Вилочный мятеж») в Поволжье, начавшегося с поголовного истребления крестьянами красного продотряда в Новой Елани. Когда продотрядовцы и сопровождавшие их чекисты, выбивавшие у еланских крестьян припрятанный хлеб, стали целые семьи сажать в качестве пытки в холодные погреба, их перекололи насмерть вилами – отсюда и «вилочное» название восстания. Тогда одним из первых в числе убитых восставшими советских начальников был глава Мензелинской уездной ЧК Головин, которому припомнили прошлые жестокости. Мензелинский мятеж был подавлен стянутыми частями Красной армии и особыми группами ЧК во главе со специально присланным сюда приказом Дзержинского уполномоченным чекистом Тучковым.

Непосредственное руководство подавлением осуществлял начальник Башкирской ЧК Мурзабулатов, будучи вскоре назначен в награду главой всего ревкома партии по Башкирской Автономной Республике. Этот человек руководил от ЧК и свирепым подавлением антибольшевистского восстания башкир в 1920 году, когда трупами казненных в Башкирии были завалены берега рек, а количество граждан этой национальности в России после Гражданской войны уменьшилось почти на треть. Главными ответственными за этот антибашкирский «красный террор» считаются начальник местной ЧК Мурзабулатов и специально присланный из Москвы уполномоченный ВЧК по подавлению этого восстания Артем Сергеев.