Скорее всего, осталась бы, если бы не вошедший Ландерстерг, который в упор посмотрел на него.

После этого он вздрогнул и замолчал.

Не знаю, какие драконьи вибрации Ландерстерг вкладывал в этот взгляд, но малыш отполз на кровать, свернулся там клубком и принялся тяжело вздыхать.

— Я вернусь, — пообещала я, усаживаясь рядом с ним. — Я обязательно вернусь, слышишь?

— Все он слышит, — дракон кивнул. — Хватить с ним сюсюкать. Лаура, иначе в туалет выйти не сможешь. Помнишь, как он кричал вчера?

Я кивнула.

— Согласись, этот истеричный писк совершенно не похож на вчерашнее.

Не согласиться было нельзя, поэтому я чмокнула дракоребенка между ушей и поднялась.

— Он что, понимает? Что я вернусь? Чувствует? Или как?

— Драконы очень умны, Лаура. Именно поэтому он сейчас изображает обиженного.

«Обиженный» продолжал тяжело вздыхать, ко вздохам присоединилось попискивание, особенно когда я сделала пару шагов от кровати. После чего Ландерстерг приблизился к нему и что-то сказал, еле слышно. Чешуйки встали дыбом, вздохи прекратились, писк тоже.

— Что ты ему сказал? — спросила я, то и дело оглядываясь, когда меня чуть ли не силой тащили к двери.

— Что оторву ему хвост и скормлю наблам.

— Что?!

— Лаура! — Ландерстерг внимательно на меня посмотрел. — Он сейчас тебя испытывает. Проверяет на прочность. Насколько ты готова сидеть рядом с ним дни и ночи. Если ты хочешь ему помочь, иногда нужно проявлять жесткость.

— Ты правда сказал, что оторвешь ему хвост?!

Дракон закатил паза. Точнее, если бы Ландерстерг закатывал глаза, это выглядело бы именно так, когда он на миг замирает, глядя куда-то в пространство.

— Драконы чувствуют интонации. Отношение. Они чувствуют тебя. Вчера ты уходила, ты с ним по-настоящему прощалась, и он это чувствовал. Сегодня ты знаешь, что вернешься, и он тоже знает. Я всего лишь тактично ему намекнул, что при мне лучше не показывать характер.

— Но что ты все-таки сказал?

— Тихо.

Он сказал «тихо», и у драконенка все чешуйки встали дыбом?!

Впрочем, у меня тоже от некоторых его фраз волосы дыбам встают, так что удивляться не стоит.

В коридоре нас встречал мергхандар, на которого мы оставили драконенка, а потом направились к телепорту. Вчера вечером я мало на что обращала внимание, но сейчас заметила, что резиденция совершенно нежилая. Об этом говорила и запакованная мебель (не факт, что не новая) в коридорах-переходах, и пустые стены, и холод, исходящий от них.

Я хотела спросить, почему так, но не стала: взгляд Ландерстерга был устремлен в пространство, а если быть точной, скорее — сквозь пространство, словно он стремился оказаться как можно дальше отсюда, поэтому я молчала до той минуты, пока мы не вышли по другую сторону открытого специально для нас ВИП-перехода.

— Что мы будем делать дальше? — спросила я, стоило нам оказаться за дверями телепортационного зала, в просторной комнате ожидания.

— Жду ваших комментариев по поводу расписания, — сообщили мне. — Хорошего дня, Лаура.

И… в общем, все. Меня к Эльде отвозил Хестор, Ландерстерга забирал другой водитель и сопровождало классическое сопровождение. С тех пор, как я отправила сообщение о том, когда и где мне нужно быть в ближайшие несколько дней, мы с ним больше не общались. Точнее, я понимала, что ему некогда и мне некогда, но вот как вообще понять этого мужчину?

Мы даже завтракали отдельно: он — разговаривая с кем-то по смартфону, по-прежнему рядом с бассейном (если завтраком можно назвать чашку кофе), я — у себя в комнате, с малышом, который так и норовил попробовать мою еду, а когда я отправляла его к своей, дико обижался.

— И в какую же сторону склоняется успех? — заметил отец возвращая меня в реальность.

— В хорошую, — ответила я.

— Чему я несказанно рад.

По квартире разнесся звонок: за нами должен был приехать Хестор, но когда мы с отцом вышли из кабинета, помимо водителя, уже забирающего сумки, в холле обнаружилась высокая, темноволосая женщина.

— Мильда Хайц, — представилась она раньше, чем я успела что-то сказать. — Пресс-секретарь ферна Ландерстерга. Ферн Хэдфенгер, где мы можем поговорить с вашей дочерью?

Ладно, я сделаю вид, что не услышала, как будто Мильда Хайц говорила обо мне в третьем лице. И с таким видом, словно меня туг нет.

— Мой кабинет к вашим услугам, — произносит отец. — Я вас провожу.

— Спасибо, папа, я справлюсь сама, — отвечаю я и указываю в сторону, откуда мы только что пришли. — Ферна Хайц.

Она даже сейчас проходит мимо меня, как будто я говорящий столб, но если честно, меня давно перестало занимать, почему меня воспринимают как говорящий столб. Главное — донести нужную информацию, а заморачиваться по поводу и без — это не мое.

— Ферн Ландерстерг поставил вас в известность, что вам придется провести одну-две встречи с журналистами? В зависимости оттого, как сложатся обстоятельства.

— Поставил. — Я устраиваюсь в кресле отца, хотя раньше никогда себе такого не позволяла. — Прошу, ферна Хайц. Садитесь, я сегодня и так весь день на ногах.

Ферна Хайц достает планшет, устраиваясь напротив меня. У нее длинные волосы, стянутые за спиной в не менее длинный хвост. Очевидно, вьющиеся, потому что несмотря на идеально прямую длину, на виске крохотный завиток Едва различимый, но его тугая пружинка подчеркивает высокие скулы и полные чувственные губы. Пресс-секретарь то ли недавно вернулась из жарких стран, то ли у нее просто смуглая кожа.

То ли у Ландерстерга вкус на высоких смуглокожих брюнеток.

Эту мысль я пинком отравляю в фоновый шум и улыбаюсь:

— Итак, журналисты.

— Журналисты, — подчеркивает она. — Ситуация, в которой вы оказались, весьма неоднозначная. Именно поэтому приглашены ваши близкие, и комментарии с нашей стороны будут такими: вы оказались рядом, когда погибла мать драконенка, и вы были первой, чей запах он уловил. Он воспринимает вас как близкое существо, и вам необходимо находиться рядом, потому что иначе он отказывается принимать пищу.

Ну что я могу сказать? Ни слова неправды. Она пересказала мне все то, что я и так знала.

— По поводу вашего интервью. У вас будут спрашивать о том, как так получилось, что вы оказались в пустоши. Возможно, последует несколько вопросов о ваших отношениях с ферном Ландерстергом. — У нее дернулись ноздри, как будто она принюхивалась к запаху в кабинете отца. Учитывая, что он не терпел сторонних запахов, и дате не использовал туалетную воду, пахло здесь исключительно свежестью. — Мне нужно понимать, что вы готовы ответить, потому что акцентировать внимание журналистов и запрещать им задавать подобные вопросы — значит, привлекать к теме всеобщее внимание.