Нам полагается враждовать, но, несмотря ни на что, ты мне, кажется, нравишься. А, да, и остальная часть человечества тоже это заметила.

Я качаю головой.

– Ничего… просто устала.

Всадник, в полном облачении, подходит ко мне. Девушки, если вам хочется почувствовать себя облезлой дохлятиной – просто взгляните на Мора, великолепного и безукоризненного.

Он наклоняется и, всмотревшись в мое лицо, тычет большим пальцем мне прямо под глаз.

– Ты очень устала.

Вносим поправку: протухшей облезлой дохлятиной. Расплющенной на асфальте после того, как ее переехала машина – неделю назад.

– Такие путешествия не проходят даром, – признаю я.

Стресс, долгие дни, проведенные в седле, травмы, которых у меня все больше, неумолимый зимний холод, ненадежная еда – я изо всех сил старалась со всем этим справляться. Но достаточно одного замечания Мора, и все это разом наваливается на меня.

Усталость – это не смертельно, убеждаю я себя.

Но Мор хмурится.

– Тебе нужен отдых. Мы задержимся здесь, – он выглядывает в окно, оценивающе смотрит на тусклое зимнее солнце, – на пару дней.

У меня не хватает духу сказать ему, что два дня мало что изменят. Мы иной раз останавливались и на больший срок. Но и это мало что изменило.

Рядом с Мором мне не может стать легче. Никогда не станет. Как бы он обо мне ни заботился, как бы ни сдувал пылинки, моей природы он не понимает и никогда не поймет. Он глух к вещам, которые меня убивают, а значит, всегда будет требовать от меня больше, чем я в силах дать.

Но вслух я этого не говорю. Наоборот, киваю и слабо улыбаюсь ему.

Он хмурится сильнее.

– Мне не нравится, как ты выглядишь, – он внимательно вглядывается в мои черты. – Ты лжешь, но твое лицо не может меня обмануть. Тебе нужно больше времени? Три дня? Четыре? Ты их получишь – только не смотри на меня так печально. Я не могу этого вынести.

Не припомню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь говорил мне подобное, да еще так серьезно и искренне.

Повинуясь порыву, я крепко обнимаю Мора и прижимаю к себе. Он замирает в моих объятиях, но проходит несколько секунд, и он нерешительно обхватывает меня руками, так что я чувствую себя полностью под его защитой.

– Хороший ты человек, Мор, – говорю я.

И в этом моя проблема. Его не назовешь добрым парнем. Славный, спокойный, мирный – это тоже не про него, но он хороший человек.

Прикрыв глаза, я втягиваю в себя его запах. Он пахнет дешевым мылом, а еще – божеством. (Никогда не думала, что кто-то может пахнуть божеством. Но вот – факт налицо.)

Он прикасается к моему уху губами.

– Ты забыла, Сара, я не человек.

У меня вырывается смешок.

– Отлично. Тогда ты хороший вестник Апокалипсиса.

Он обнимает меня крепче, прижимается щекой к моему виску.

– А ты полна сострадания, – я чувствую, как он наматывает на палец прядь моих волос. – Сострадания в тебе даже слишком много, честно говоря, – договаривает он еле слышно.

Меня немного утешает то обстоятельство, что, как ни назови чувства, которые я начинаю осознавать, Мор, судя по всему, испытывает что-то очень похожее. И пусть каждый из нас гнет свою линию, разрушая друг в друге боевой дух – по крайней мере, мы делаем это вместе.

Два дня спустя мы уезжаем. Больше я бы и не выдержала в этой дыре. Я и сама не образец чистоплотности, но этот дом… Даже сейчас, когда мы отъехали довольно далеко, меня передергивает от воспоминаний о нем.

При виде дорожного указателя у меня вылетают из головы все мысли. После бегства из Ванкувера мы ехали в основном по задворкам, придерживались проселочных дорог, но теперь Мор вернулся на шоссе. И теперь я вижу то, чего не заметила раньше.

Я ахаю, прижав ко рту ладонь.

Сиэтл 54 мили.

– Что случилось? – спрашивает всадник.

– Мы в Америке.

Между нападением на Мора в Ванкувере и тем, как я сама несколько дней назад была на волоске от смерти я и не заметила, как мы оказались в другой стране.

– Ах, Америка, – с неудовольствием тянет Мор, возвращая меня к действительности. – В этих местах люди особенно подлые.

От его слов меня накрывает волной страха, вот нелепость.

– Мор, нам нужно поскорее убраться с главного шоссе.

– Почему? – в его голосе слышится неподдельное любопытство.

А у меня перед глазами его развороченная голова, лежащая у меня на коленях.

– Впереди большой город, – я стараюсь, чтобы голос не дрожал. – Больше, чем тот, последний, – если в Ванкувере Мора поджидали десятки стрелков, сколько же их будет в Сиэтле? – Давай объедем.

– Я не сойду с пути из-за людей.

И больше мы об этом не говорим.

Чем ближе мы к мегаполису, тем мне страшнее. Вот-вот произойдет нечто ужасное. Я это чувствую, как чувствуют приближение грозы, когда сам воздух напитан этим предчувствием.

Как и Ванкувер, Сиэтл начинается не сразу. Мы сначала проезжаем по сонному предместью, оно уступает место другому, заселенному немного плотнее. Потом еще одному. Меня охватывает дежавю – полное ощущение, что это все те же пригороды Ванкувера.

Мор крепче обхватывает меня за талию. Тоже что-то почувствовал? Воздух наэлектризован, напоен запахом насилия.

Я кутаюсь в куртку. Чем дальше на юг, тем ситуация все более угрожающая. Будет только хуже. Портленд, Сан-Франциско, Лос-Анджелес… Кошмар Ванкувера будет повторяться снова и снова. Возможно, что мы когда-нибудь доберемся до западного побережья, но для этого придется пересечь всю страну.

Тени уже начинают тянуть по земле свои тонкие пальцы, когда Мор сворачивает с шоссе, направляя коня в район, застроенный обшарпанными домиками. Вид у этих домишек такой, словно они, обессилев, расположились здесь доживать последние дни.

По безмолвной команде Мора Джули трусит по аллее к неосвещенному дому, стуча копытами по растрескавшемуся бетону. Стены дома покрыты выцветшей и облупившейся бледно-зеленой краской.

Мы подъезжаем к двери, и Мор с грохотом соскакивает на землю. Он небрежно дергает дверную ручку и распахивает дверь.

Не успев спешиться, я замечаю тусклый свет масляной лампы. Свет идет изнутри, и источник его расположен низко. Сквозь дверной проем виднеется диван, на нем лежит старушка с коротко остриженными седыми волосами. В руках у нее книга, очки забавно сидят на кончике носа. Забыв о книге, она смотрит на нас.

Жуть, теперь мы вломились в дом к чьей-то бабушке. Стоило понадеяться, что ужасы позади, как вот вам – еще один.