Ты меняешь его, но и он меняет тебя.

Ник, должно быть, действительно хочет умереть, потому что из последних сил хрипит.

– Будь проклят ты и эта дрянь…

Стрела срывается с тетивы, пробивает Нику горло, и он давится своими словами, тонет в них.

– Гнусный смертный, – бросает Мор, нависнув над умирающим. – Ты мог бы потратить последнее дыхание на мольбы о своих родных, но я вижу в твоем сердце одну лишь ненависть.

Ответ Ника мне не слышен, но сомневаюсь, что он попытался сказать всаднику что-то хорошее. Меньше, чем через минуту Ник истекает кровью и покидает этот мир с недобрым блеском в глазах.

В изнеможении я оседаю на снег.

Мор, забросив лук за спину, падает передо мной на одно колено, готовый подхватить меня на руки.

– Ты ранена? – беспокоится он.

Покачав головой, я заставляю себя встать на ноги.

– Я в порядке.

Всадник берет меня за руку.

– Я был неправ, Сара, этот проклятый дом не место даже для моего гнева. Едем.

Он подводит меня к Джули.

Я смотрю на коня, потом на свои заледеневшие ноги.

– Но… мне нужна обувь… и моя куртка… и лифчик. И все остальное.

Мор окидывает меня взглядом – от пижамы с чужого плеча до босых ступней. Я понимаю, что он только сейчас начинает осознавать, что случилось – как меня сонную вытащили из постели и поволокли в лес на ночную расправу.

Осознает ли Мор, что Ник хотел меня убить только для того, чтобы досадить ему? Достаточно ли хорошо он разбирается в человеческих мотивах, чтобы это понять? Ну, а если бы Нику удалось задуманное, расстроился бы всадник, что я умерла?

Не говоря ни слова, Мор поднимает меня и несет. Я вскрикиваю, покачиваясь в его объятиях.

– Что ты делаешь?

– Помогаю тебе, – и он несет меня назад в дом, ставит на пол, где в остывающем камине тлеет несколько угольков. Опустившись передо мной на колени, он берет в ладони мои ноги, одну за другой, и растирает ступни, пока они не начинают гореть.

– Почему ты это делаешь? – спрашиваю я, опасливо следя за его действиями.

Он качает головой, но не отвечает.

Согревшись, я хватаю свои тряпки и одеваюсь. Все это время в доме совершенно тихо.

Вскоре мы выезжаем. И, хотя это происходит глухой ночью, а снегопад все усиливается, я чертовски рада и чувствую невероятное облегчение. Потому что жива, потому что покидаю этот дом, потому что за спиной Мор, и его рука крепко держит меня за талию.

Мы почти у шоссе, когда Мор резко дергает поводья, заставляя Джули остановиться.

Я в недоумении оглядываюсь.

– Что мы…

Мор хватает меня за подбородок, больно сдавив челюсть, и губами впивается в мой рот, а другой рукой прижимает меня к себе. Это поцелуй отчаявшегося человека. Он словно пытается впитать, вдохнуть меня в себя. Может, сначала у него и плохо получалось, но сейчас прежняя неловкость исчезла, сменившись неистовой жаждой.

Наконец, Мор отрывается и смотрит на меня.

Губы распухли.

Синие глаза горят.

– Ты подошла… слишком близко к смерти, мне это не нравится.

Как будто только он может сеять смерть. И, кстати, вот и ответ на мой вопрос – моя смерть всаднику небезразлична.

Задумчиво я прикладываю руку к бешено бьющемуся сердцу. Я для него что-то значу. Я потрясена.

Мор смотрит на темный горизонт, цокает языком, и мы снова отправляемся в трудный путь.

– Как долго ты собираешься держать меня в плену?

Нелепый и смешной вопрос, учитывая, как все перепуталось в наших отношениях.

Мор молчит.

Взглянув на него, вижу, что и он смотрит на меня ввалившимися глазами.

– Пока я не выполню свою задачу, мы будем вместе.

Звучит очень просто. Но на самом деле это огромная, почти непредставимая задача. Объехать весь мир на коне и смотреть, смотреть, как миллионы людей умирают от неизлечимой болезни. Сколько времени на это уйдет? Сколько еще умирающих я увижу, пока не сойду с ума? Сколько раз сама окажусь на волосок от гибели?

Это просто невыносимо.

– Значит, это кругосветное путешествие?

– Да, – кажется, он доволен.

Я умру.

Не от руки Мора, скорее всего. Но где-то, в каком-нибудь городке найдется человек, который сумеет довести до конца то, что не удалось Нику.

Так и планировалось с самого начала, Сара. С того самого момента, как ты вытянула горелую спичку, тебе было ясно, что ты – ходячий мертвец. И нечего теперь себя жалеть.

Хотя, конечно, мое затянувшееся существование тяготит меня почти так же, как и неизбежная смерть.

В темноте я изучаю его лицо.

– Почему из всех людей, которые выступили против тебя, ты выбрал именно меня?

Он долго молчит. Слишком долго. И я уже думаю, что не дождусь ответа. И хочу отвернуться от него, когда он все же отвечает.

– Я почувствовал руку Бога, который велел мне пощадить тебя.

Ничего себе. Я-то приготовилась услышать историю о том, как он хотел сделать из меня пример, чтоб другим неповадно было. Но такое…

Бог повелел ему пощадить меня. И я не знаю, как к этому относиться.

Мор хмурится.

– Я думал… что пришел в этот мир как орудие Его гнева, чтобы вершить Его суд, но в ту ночь, и в каждую последующую я задаю себе вопрос…

Я жду, пока он закончит фразу, но на этот раз молчание так затягивается, что я понимаю: больше ничего не услышу. Он и так наговорил намного больше, чем бывало раньше, так что спасибо и на том.

– Бог – он какой? – спрашиваю я.

– Я не могу обсуждать эту тему с людьми.

Конечно, кто бы сомневался.

– Ну, тогда можешь хоть сказать, каково это? – не отстаю я.

– Каково что? – Мор меняет положение, и держит меня, обхватив мою руку, и круговыми движениями водит по ней большим пальцем.

– Ну, я не знаю – смерть. Что там – по ту сторону, – я взмахиваю рукой, пытаясь поймать снежинку.

– Проще объяснить слепому, что видит зрячий, – отвечает Мор. – По описанию понять этого невозможно, это нужно пережить.

Какой прок от всадника, если он неспособен ответить ни на один из дурацких вопросов?

Я снова опускаю руку на колено.

– Можешь хотя бы сказать, есть у людей душа или нет?

– Конечно, у людей есть души, Сара, – в его голосе слышится улыбка. – Если бы не это, меня бы здесь не было.