* * *

Арита встретила меня сонной кошкой. Она ласково потерлась лбом о плечо, чмокнула в щеку.

– Фу, небритый… Ты чего такой?

– Какой? – удивился я и, спохватившись, добавил: – Привет, дорогая.

– Злой. Напряженный. Что, что-то не получилось в Питере? – И тут же, не выслушав ответ, затараторила, сверкая глазами: – Нильс-младший сегодня утром улыбнулся, представляешь? Как взрослый уже! Он теперь пытается на бок лечь. Смешно так – ручку тянет и ножками дрыгает, как будто идет, только лежа. Срыгивал вчера три раза, я испугалась, давай звонить врачу, а она говорит: «Он у вас воздух заглатывает при кормлении. Держите его ближе к соску и не ходите, когда кормите!» Нет, ну можешь себе представить, а? Как будто я кормлю на вытянутых руках и бегаю в это время… А еще…

Видимо, Арита заметила мой отстраненный взгляд, потому что осеклась и взяла меня за руки.

– Ни, ты чего?

– Ничего. У вас все нормально? Никто… не приходил, не звонил?

– Н-нет… – Арита очень внимательно посмотрела мне в глаза, и я понял, что нужно что-то делать, иначе я рискую напугать ее.

– Просто, – как можно более веселым голосом начал я, – мне должны были доставить кое-какие документы. Они весь телефон оборвали, представляешь? Я в другом городе, а они мне звонят, звонят… Я страшно проголодался, кстати. Что у нас на обед? А Нильса-младшего во сколько купать?

– На обед у нас суп с фрикадельками, – ответила Арита, не отводя от меня все тот же внимательный, взгляд. – Купать будем в шесть. Ни, что случилось? И не ври мне про документы! Я же вижу…

Вот это ее «я же вижу» окончательно сбило меня с толку, и я рассказал Арите про Петра, Владимира и серый пиджак.

– Сволочи, – вполне адекватно отреагировала Арита, разогревая суп. – Вор у вора дубинку украл. Но ты больше в их дела не лезь, ладно?

– Конечно, – легко согласился я, уже готовый к медитации над парящей тарелкой.

На этом, собственно, все как бы и закончилось – мы гуляли с Нильсом-младшим, потом купали его, потом смотрели телевизор, потом уединились в спальне…

В одиннадцать вечера, когда Арита, покормив Нильса, уснула, я набрал Петра. Разговор был грубым, я ругался, возмущался, говорил ему, что так просто это не оставлю. Петр в ответ хмыкал, угукал, повторял слово «да», иногда мычал. И как-то само собой вышло, что, начав со злости, я незаметно скатился к модели общения «врач – пациент».

После этого мы встречались несколько раз, уже без возлияний, злости и взаимных обид, обсуждали его проблему, и он несколько раз говорил:

– Нильс, без тебя я просто пропаду. Я уже подумывал о том, чтобы пустить пулю в лоб… Спасибо, что не бросил меня.

На самом деле благодарить меня было не за что – я так и не сумел найти ни одного способа вернуть Петра из той долговой ямы, в которую он рухнул стараниями – теперь мне это было однозначно понятно – собственных приятелей. Или приятеля – роль Альберта все же не была ясна окончательно.

Все попытки вернуть построенный дом в реестр строений, подготовленных к сдаче, а значит, и к коммерческому использованию, потерпели фиаско – строительство велось с нарушениями, а главное, не была должным образом оформлена в собственность компании Петра земля, на которой шла стройка. Единственное, что мне удалось, – так это выяснить, что покупкой участка занимался человек Владимира.

В общем, оставался один-единственный шанс «разрулить», как говорят русские, все это дело без банкротства и суда. Но мне необходимо было встретиться с Альбертом.

* * *

Альберту я позвонил с работы. Мы с ним не были знакомы, но у наших банков имелись совместные проекты и кое-какие общие клиенты. Разговор я продумал заранее, но, набрав номер, вдруг понял, что испытываю некоторое волнение, как стажер, впервые в жизни проводящий крупную сделку. Возможно, свою роль тут сыграл тот момент, что я рисковал. Все же угрозы серого пиджака глубоко въелись мне в душу и горели там, как клеймо.

После нескольких гудков Альберт снял трубку и сухо произнес:

– Слушаю.

– Добрый день, Альберт Рустамович. – Я говорил так же подчеркнуто официально, подбавив акцента – русские это любят. – Это Нильс Хаген из банка…

– Здравствуйте, господин Хаген, – неожиданно поспешно перебил меня Альберт.

Я плохо знал характер Альберта, хотя и представлял, что он должен быть человеком жестким, как, собственно, и подавляющее большинство современных успешных бизнесменов. Играть с таким человеком в лису и перепелку было бессмысленно, мало того, почуяв подвох, он мог попросту прервать переговоры, «обрубить концы». Поэтому, готовясь к разговору, я решил, что нужно просто говорить правду – и будь что будет. Это тоже был своеобразный дзэн – выходить на поединок без доспехов и оружия.

– Мне необходимо встретиться с вами, – решительно сказал я в трубку.

– Простите, а по какому вы вопросу?

– Это касается одного нашего общего знакомого.

– Какого знакомого?

– Петра, – я по-прежнему говорил прямо, ожидая, что мой собеседник оценит откровенность.

И не ошибся.

– Я вас понял. Можем встретиться сегодня часиков в восемь вечера, в Новинском Пассаже. Ресторан Selfie, знаете?

– Знаю.

– Вот там и увидимся, – сказал Альберт и положил трубку.

* * *

Новинский Пассаж располагался в центре Москвы, на Садовом. Долгое время там было пусто и тихо, а потом вдруг внутри стали открываться очень даже неплохие рестораны. Настолько неплохие, что московская публика начала проводить там все дни напролет. Мне тоже доводилось там бывать, хоть и редко.

Когда я поднялся на второй этаж, уже темнело, и в обеденном зале ресторана царила спокойная, даже романтическая обстановка. Это умиротворение никак не соответствовало моему настроению. Я был напряжен.

Больше всего при встрече с Альбертом я не хотел столкнуться еще и с серым пиджаком. Не потому, что это было чревато для меня какими-то неприятностями, а скорее, из брезгливости. После того как этот человек посмел угрожать мне, упоминая мою семью, он как бы перестал быть для меня хомо сапиенсом, перейдя в разряд каких-нибудь чешуйчатохвостых или непарнозубых.

Альберт меня ждал. Он не поднялся мне навстречу, лишь посмотрел поверх узких, без оправы, очков, кивнул и произнес:

– Приветствую, господин Хаген. Присаживайтесь.

Альберт всем своим видом и манерами давал мне понять – он очень, просто крайне занятой человек и то, что он снизошел до общения, выкроив в наиплотнейшем графике несколько минут, – для меня невероятная удача, за которую я должен быть благодарен ему до самого Страшного суда.

Я сел на стул напротив, положил на стол пластиковую папку, что принес с собой, но ничего не сказал. Он, естественно, тоже молчал, перебирая что-то в телефоне.