Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я же говорил, тут недалеко, – без намека на эмоцию сообщил первый, что постарше, и распахнул дверцу.
Меня вывели из машины, провели в здание через заднюю неприметную дверь, поводили путаными коридорами таким образом, что запомнить дорогу оказалось совершенно невозможно, и завели в кабинет. Обстановка здесь была более чем аскетичная: металлический шкаф с запертыми на ключ дверцами, стол, пара стульев и… и никого. Я обернулся к своим безликим сопровождающим, но наткнулся на закрытую дверь.
Что, черт побери, происходит?!
В голову почему-то полезли мысли о людях, приговоренных к смертной казни, которых ломали и доводили до умопомрачения ожиданием. Ведь не так страшно умереть, как жить в постоянном ожидании смерти. От этой мысли внутри что-то предательски дрогнуло, а ноги сделались слабыми, словно мышцы заменили ватой. Я присел на стул возле стола и попытался успокоиться.
«Никто тут не собирается умирать. И вообще никто мне ничего плохого не сделает. Во-первых, не за что: я никому не причинил зла. Во-вторых, хотели бы, уже давно бы все сделали», – увещевал голос разума. Но мука ожидания и пытка неизвестностью продолжались.
Впрочем, недолго.
Через некоторое время дверь открылась, и в кабинет вошел незнакомый человек. Этот был другой, не из тех, что пришли ко мне домой на ночь глядя. Но если бы меня попросили составить фоторобот этого и двоих предыдущих, я бы, наверное, нарисовал три одинаковых портрета. Человек сел напротив меня и бросил на стол папку.
– Доброй ночи, господин Хаген, – с уже привычной вежливой бесстрастностью приветствовал он. – Хотите воды? Или чаю?
– Еще покурить предложите, – натянуто отшутился я.
– У нас не курят, – сухо ответил он. – Так что мы будем с вами делать?
Этот простой вопрос был произнесен с такой интонацией, что я ощутил на себе тяжесть вины во всех грехах человечества, хотя готов был поклясться на Библии, что ни в чем не виноват.
– Я не понимаю.
– Смешная фраза, – без улыбки кивнул мой собеседник. – Всякий разговор здесь с нее начинается, кто бы ни сидел на вашем месте.
– Быть может, вы хотя бы представитесь и объясните мне, в чем дело? – Голос мой едва не дал петуха.
Я нервничал. Собеседник был спокоен. И это его спокойствие делало его правым априори. Но ведь я не был виноват! Что заставляло нервничать сильнее.
– Иванов моя фамилия, если вам это интересно.
– Иван Иванович?
– Нет. Сергей Станиславович.
– Объясните мне, Сергей Станиславович, – взмолился я. – Что я здесь делаю посреди ночи?
– Сидите на стуле. Ответите на пару вопросов и пойдете домой. Если ответы меня устроят. Когда вы последний раз встречались с господином Бирюковым?
У меня закружилась голова. Окружающая реальность снова начала напоминать безумную фантазию Чарльза Доджсона[20], придуманную по просьбе маленькой Алисы Лидделл[21]. И ощущение безумия крепло.
– Я не знаю никакого господина Бирюкова.
Мой оппонент посмотрел на меня как на ребенка с перемазанным малиной ртом, который врет, что не трогал варенья. Пальцы неспешно раскрыли лежащую на столе папку, выудили несколько фотоснимков.
– Это вы с господином Бирюковым возле аэропорта.
Передо мной легла фотография: я на выходе из здания аэровокзала. За моим плечом серый пиджак. Серый пиджак улыбается одними губами, я недоволен.
– А это возле вашего банка.
На стол передо мной шлепнулся еще один снимок. Я вылезаю из черного «Мерседеса». Серый пиджак из салона протягивает мне папку.
– Это фото сделано сегодня утром, – озвучил метнувшуюся в голове мысль Сергей Станиславович. – Вы выходите из машины господина Бирюкова.
– Я не знал, что его фамилия Бирюков. Я даже имени его не знаю.
– Вы ехали в его машине, он вам документы передал. – В ровном голосе был недвусмысленный намек.
– Он работает с моим знакомым. Он для меня… как курьер, что ли. Вы же не знаете фамилию курьера, который вам пиццу привез. – Я споткнулся о взгляд Сергея Станиславовича, промямлил беспомощно: – Хотя вы, наверное, знаете. Но я-то не вы. Я… Он просто работает на моего знакомого.
– Работал, – поправил Сергей Станиславович и бросил на стол передо мной третью фотографию.
Я посмотрел на снимок, и в глазах у меня потемнело. Все происходившее до того показалось детской сказкой, которая теперь плавно перетекала в ночной кошмар.
Серый пиджак на этой фотографии смотрел прямо в камеру. Глаза его были бессмысленны, рот безвольно раскрыт, а посередине лба темнела аккуратная дырка с запекшейся по краям кровью.
– Господина Бирюкова нашли в его машине, – продирался сквозь гул в ушах спокойный ровный голос. – По данным экспертизы, смерть наступила между семью и восемью часами вечера. Убийца открыл дверь автомобиля и выстрелил. Судя по тому, что Бирюков не сопротивлялся и не пытался бежать, человек, произведший выстрел, был ему знаком. На ручке двери отпечатки пальцев Бирюкова, его водителя и – ваши.
– Я не убивал его, – сипло проговорил я и не узнал собственного голоса.
– Хорошо. Очень хочется вам верить. А где вы были с семи до восьми часов вечера?
– В офисе. В своем кабинете. Работал.
– Кто это может подтвердить?
Мысли перепутались окончательно. Кто может подтвердить? Да никто не может, я сидел в кабинете и рефлексировал. Я даже секретаршу отпустил…
– Вот смотрите, вы сидели в кабинете. Один. Заранее отпустив секретаршу. А в это время кто-то недалеко от вашего банка застрелил господина Бирюкова. Оставив на дверце ваши отпечатки.
Он был прав, все складывалось одно к одному.
– Но не я же его убил! – От бессилия я вскочил со стула. – Послушайте… погодите… там мои отпечатки, но вы же сами сказали… вы же фотографии показывали… я был в его машине раньше. А секретарша… да бог с ней, с секретаршей. Ведь в банке есть охрана, камеры видеонаблюдения, посмотрите записи, и увидите, когда, во сколько я ушел из кабинета.
Сергей Станиславович продолжал спокойно посматривать на мои метания взглядом человека, знающего истину.
– Все верно. Только вот записей нет. Система видеонаблюдения отчего-то именно в этот промежуток времени дала сбой. И да, мимо охраны вы не проходили. Но у вас, как у главы офиса, есть возможность покинуть здание не только через центральную проходную. Я прав? Вы сядьте, сядьте.
Я рухнул обратно на стул и обхватил голову руками.