Быстрым шагом вошел Сашка – руки его оттягивали два тяжелых пакета.

Когда мы накормили и напоили Любу Синельникову, возникла новая проблема: как быть дальше? Оставлять парализованную и, кажется, больную женщину (она несколько раз закашливалась и долго не могла отдышаться) наедине с пьющими родственниками было нельзя.

– За ней приедут сейчас, я договорился, – ответил Сашка на мой вопрошающий взгляд. – Позвонил в приют, все объяснил… пригрозил, что если бросят женщину – мы про них статью в газету напишем! Разгромную!

– И напишем, – сказала я твердо.

Писать не пришлось. Не прошло и получаса, как комнату заполнили люди в белых халатах: два врача и санитары с носилками. Но и носилки не понадобились. До машины Любу Синельникову Сашка донес на руках, и женщина с комплекцией девочки-подростка доверчиво обнимала его шею скрюченной рукой.

* * *

– И здесь ничего, – вздохнул сын, когда мы ехали по второму адресу. – У кого и какой здесь может быть повод для убийства? У этих алкашей-наркоманов?

– В принципе… Синельниковы могли быть недовольны тем, что Сима их до Любиной пенсии не допускала.

– Да ну! До такого изощренного способа убийства они не додумались бы. Все, на что эти люди способны, – табуреткой по башке вдарить. Ну, ножом в живот пырнуть, в крайнем случае. А приглашения рассылать, красные осколки с собой носить – слишком сложно для них. И потом, при чем же здесь Глеб Поляков, Рита и Лара?

Вместо ответа я только наклонила голову.

Нашего второго свидетеля, Дмитрия Олеговича Логинова, мы, к моему удивлению, дома не застали. Впустившая нас в квартиру длинноногая девушка лет двадцати, в облегающих трико и майке с волком из «Ну, погоди!» во всю силиконовую грудь, довольно приветливо пояснила, что «Дима на работе».

– Где? – переспросила я, как бы незаметно становясь между ней и Сашкой – мне активно не нравилось, что деваха смотрела на моего сына так, будто прикидывала, стоит ли прямо сейчас выходить за него замуж.

– На работе.

– На какой работе? Он же…

– Ну и что? – перехватила она мою мысль, тряхнув роскошной крашеной шевелюрой. – «Он же инвалид» – вы это хотели сказать?

– В общем-то… да.

– Для Димы никакая инвалидность не помеха. Да вы и сами увидите. Спускайтесь сейчас обратно на улицу, заверните за дом, там будка стоит, «Ремонт обуви». В ней он и сидит.

Не дожидаясь благодарности, она в последний раз смерила Сашу оценочным взглядом и, решив, что жениться ему еще рано, захлопнула дверь.

Будка «Ремонт обуви» была недавно обшита оцинкованным железом и сверкала в свете закатного солнца так ослепительно, как будто возомнила себя современным торговым центром из стекла и бетона. Оставив покряхтывающую от усталости машину у логиновского подъезда, мы поспешили к маленькой мастерской, на бегу перепрыгивая через радужные лужицы. На улице заметно потеплело.

Бодрое и деловитое тук-туканье слышно было за несколько шагов. В такт к этим звукам приятный мужской баритон распевал арию Мефистофеля:

Жил-был король когда-то,

При нем блоха жила…

Милей родного брата

Она ему была.

Зовет король портного:

«Послушай ты, чурбан!

Для друга дорогого

Сшей бархатный кафтан!»

– Блоха! Ах-ха-ха-ха-ха! – автоматически продолжила я. Правда, не так громко и уж сосем не так красиво.

Сидевший в инвалидной коляске перед верстаком крепко сбитый, не старый еще человек с внешностью Ильи Муромца живо поднял на меня смеющиеся глаза.

– Ага! Заказчики или запевалы?

– Ни то, ни другое.

– Интересно!

Он аккуратно положил на верстак молоток, которым подбивал набойки на потрепанной женской туфле, и совершенно киношным жестом погладил себя по короткой кудрявой бородке:

– Слушаю вас, дорогие товарищи.

– Мы из собеса, – снова начала я все то же вранье, – пришли узнать, в чем вы нуждаетесь, какая помощь…

– А-а, – Илья Муромец, то есть Логинов, моментально потерял к нам всякий интерес. – Ну, это вы напрасно, молодые люди. Не стоило и время тратить. Ни в чем я не нуждаюсь, сам себе на борщ со сметаною зарабатываю, а если и понадобится что – то уж не обессудьте, я к другому человеку из вашего ведомства обращусь. С которым у нас полное взаимопонимание и доверие друг к дружке.

Он снова взял в руки туфлю, осмотрел ее со всех сторон и принялся набирать в рот мелкие гвоздочки, зажимая их между зубов.

– Если под «другим человеком из нашего ведомства» вы подразумеваете социального работника Серафиму Чечеткину, то вам ее долго не увидеть. На Серафиму Чечеткину покушались. Она в больнице, в очень тяжелом состоянии.

Последние слова я не договаривала, а выталкивала из себя испуганной скороговоркой: человек в инвалидном кресле изменился в лице и, выронив и туфлю, и гвоздочки, рванулся ко мне, то есть сделал попытку рвануться; коляска катнулась, натолкнулась на верстак и встала. Вцепившись в ручки кресла с такой силой, что у него побели костяшки пальцев, Дмитрий Логинов, не отрываясь, смотрел на меня и силился заговорить.

– Вы не знали об этом несчастье? Да? – спросила я, попятившись. Хотя это и так было понятно.

– Когда… это… случилось?! – с трудом выдохнул Логинов.

– Недавно… вчера.

– Что с ней?!

Нельзя было не подчиниться этому требовательному тону – переглянувшись, мы с сыном присели на скамеечку для клиентов и все рассказали.

Сидевшего перед нами человека с Серафимой связывали гораздо более глубокие отношения, нежели просто соцработника и его подопечного – в этом нельзя было сомневаться. Когда мы замолчали, он тоже долго не подавал голоса, а может быть, и вовсе забыл о нашем присутствии. Опустив светловолосую голову на грудь, Логинов долго сидел, не двигаясь. И вдруг, вскинувшись, со всего размаха врезал кулаком по верстаку – да так, что на нем подпрыгнули, а частично и свалились на пол сапожные инструменты.

– Проклятые ноги! – застонал Дмитрий сквозь зубы. – Проклятье!

Возразить на это было нечего. На кончике языка у Сашки – я это видела – вертелось несколько вопросов, но задавать их было страшновато: с первых минут разговора стало ясно, кто здесь главный.

Сашка повел себя решительно:

– Вы кого-нибудь подозреваете?

Вопрос не задел ушей этого человека. Внезапно вскинувшись, как очнувшись, он посмотрел мимо меня на Сашку и спросил с железной требовательностью в голосе:

– Сима в больнице, говорите? Значит, какой-никакой уход за ней имеется. А как же девочки?

– Татьяна в полной безопасности. А Рита… Рита умерла. Мы же вам сказали.