– Красиво, – протянула я задумчиво.

Он помолчал.

– Не в этом дело. Я без нее и детишек… жить не мог. А не уберег. Нет мне от самого себя прощения!

Начинало уже темнеть, когда мы подвезли Дмитрия Логинова к Симиному дому. Сашка снова пересадил мужчину в кресло и помог вкатить его в подъезд.

– Дальше я сам, – отверг Дмитрий все попытки сопровождать его до самого входа в квартиру.

– Высоко все же…

– Сам. Привыкать буду. Сима, похоже, не скоро поправится. Надо привыкать, – и, пожав Сашкину руку, он решительно двинул кресло вперед.

В том, что дети Серафимы примут «дядю Митю» с радостью и облегчением, я не сомневалась: по дороге сюда Дмитрий Олегович рассказал нам, что женщина нередко приводила детей к нему в гости, а в летнюю погоду они вместе проводили в городском парке целые часы.

Беспокоило другое: связано ли каким-то образом это неожиданное отцовство с историей всех «наших» убийств или мы просто снова задели соседнюю ветвь?

«Ада разберется», – малодушно решила я.

* * *

Но на Аду, которая, как мы и договаривались, вместе с Татьяной поджидала нас у нас дома, вопреки моим ожиданиям, сообщение о фиктивном отцовстве Михаила Чечеткина большого впечатления не произвело. Она всего только и сказала:

– У младших детей Серафимы другой отец? Я так и думала. – И, загадочно поведя бровями, скрылась в нашей гостиной.

Сашка проводил ее взглядом:

– Хм, странно….

Я разделась и прошла в комнату. Возле большого трюмо спиной к нам стояла Татьяна и задумчиво заплетала перекинутую на грудь черную косу.

Остановившись на пороге, я замялась: сказать – не сказать?

– У меня для вас новость, Таня… И даже не знаю, хорошая или плохая…

– Что такое? – спросила она каким-то странным голосом. И не обернулась.

– Дело в том, что…

– В чем же дело? Случилось еще что-нибудь страшное? Да?!

Последний вопрос задала не Татьяна, то есть как раз Татьяна, но другая Татьяна, та, которая вышла из моей спальни. Я зажмурилась, потом тряхнула головой… На секунду мне показалось, что у меня двоится в глазах. Две, сразу две стройные темноволосые девушки в одинаковых черных брюках и белых майках стояли передо мной в комнате!

– Ну, вы великий конспиратор, Ада! – присвистнул Сашка.

Но еще раньше, чем он это сказал, первая Татьяна – та, что любовалась собой в трюмо – живо обернулась, и я увидела перед собой улыбающуюся, с прижмуренными кошачьими глазами Аду. За то время, что я проходила в квартиру, она успела напялить на голову парик цвета воронова крыла, вон оно что!

Стащив с головы парик, она стала крутить его на руке и выглядела очень довольной собой.

– Весь этот карнавал – только для того, чтобы нас попугать? – строго спросила я.

– Ни в коем случае! Просто подготовка к заключительной операции.

Бережно пристроив парик на особой болванке, Ада танцующей походкой удалилась в кухню. Там она загремела посудой и начала мелодично распевать из «Евгения Онегина»: «Татьяна, милая Татьяна…»

– Простите, – сказала все это время молчавшая Таня, нахмурив смоляные брови в ожидании очередного дурного известия. – Вы мне не ответили. Есть новости? Какие?

– Танечка! Девочка! Ничего не бойся! – опережая мой ответ, прокричала из кухни Ада. – Дурные новости для нас кончились!

* * *

Мы сели пить чай. Татьяна держала Дашутку на руках и кормила девочку булкой с вареньем – девочка крутилась, норовила стянуть на пол скатерть со всем ее содержимым, и мордашка ее стала умилительно-чумазой.

Мы рассказали Татьяне историю любви Дмитрия Логинова и ее матери. Признаться, столь пикантные подробности я излагала не без смущения, но, против ожидания, Таня не слишком удивилась:

– Я догадывалась о чем-то подобном. У мамы иногда был такой взгляд… мечтательный. Не часто, но иногда она как будто была «не с нами», уходила, уносилась мыслями к кому-то – я видела, что к какому-то очень дорогому для нее человеку. К папе это относиться, конечно, не могло. Папа наш ждал от каждого не любви, а совершенно конкретного ухода.

– Получается, что ваши младшие братья и сестры родные вам только наполовину, – сказала я Татьяне, после того как она унесла в свою комнату вдруг задремавшую Дашутку.

– Да, – ответила она спокойно. – Но разве это что-то меняет? Теперь, после гибели Глеба и Риты, у меня никого не осталось, кроме той семьи. Мама, наверное, станет инвалидом. Я им нужна…

– Вы совершенно правильно рассуждаете, Танюша, – ласково сказала Ада, накрыв Танину руку своей белой ладонью. – За исключением одного: у вас остался мальчик, сын. Давайте все же будем надеяться на то, что с ним ничего не случилось.

Таня низко-низко опустила голову.

– Я так боюсь, – сказала она, и слезы закапали прямо на скатерть.

Сумрак за окном сгустился еще больше, стал ровным и серым. С беспокойством глянув на стенные часы – они показывали четверть десятого, – Ада первая вскочила с места:

– Пора!

Мы тоже ожили, задвигали креслами. За чаем Ада рассказала нам о своем коварном плане по поимке преступника и даже при помощи сахарницы, блюдец и ложечек обозначила примерную дислокацию. У меня возник только один вопрос:

– Вы так уверены, что убийца будет подстерегать Таню именно сегодня? Или мы каждую ночь будем так ездить?

– Уверена, уверена. Сегодня он будет, будет обязательно… Я ему для этого все условия обеспечила – некуда ему деваться.

Все мы, за исключением Дашутки, которую снова обложили подушками и оставили на попечении нашей соседки («Посижу, посижу, что ж мне делать-то?» – охотно согласилось это добрейшее существо), погрузились в машину.

И вот впереди снова показались каменные паруса элитного жилого комплекса «Лайнер надежд». «Вольво» вкатилось в огороженную территорию, шины заскользили по дорогой каменной плитке и остановились у Таниного подъезда.

– Выходим по одному, – азартно шепнула Ада. – Таня, ты первая… И предупреди там консьержку, чтобы она пропустила нас без звука, и главное, ничему не удивлялась.

– Хорошо, – перекинув косу за спину, девушка решительно выскользнула из машины.

– Теперь я, – Ада проворно натянула черный парик, имитирующий Танину прическу, и, точно скопированным жестом откинув фальшивую косу, скрылась в подъезде.

– Мам! Пора, – сказал Сашка, вглядываясь в полумрак. – Не забудь…

– Я помню, – перебила я. Еще дома Ада вручила мне некий небольшой легкий пакет; развернув его, я достала и встряхнула на руке точно такую же искусственную иссиня-черную, собранную в косу шевелюру, что и у Ады.