– Это я понял, – гнул свое сильный человек. – Я спрашиваю про других дочек. Про моих. Моих и Симиных.

Ничего себе! Сперва было я глупо подумала, что у многодетной Серафимы где-то на стороне припрятана еще парочка ребятишек. Но сразу же отвергла эту мысль, как заведомо идиотскую.

– Катюшка, Маша, Полинка. И самая маленькая – Дашутка. Где они? – спрашивал тем временем Логинов у Сашки.

– Дома…

– За ними присматривают?

– Как вам сказать… Вообще-то, да – всем миром. И мы сами навещаем, и соседки заходят. Но в основном за девочками братишки смотрят. Старшие. Но все дети сыты и одеты, вы не беспокойтесь, – осторожно отвечала я.

Подумав, Логинов кивнул:

– Молодцы у меня сынки. Настоящие мужики! Иного я от них и не ждал.

Этого я уже не вынесла:

– Как?! Вы хотите сказать, что и мальчики – ваши? Все пятеро младших Симиных детей – ваши?!

– Конечно, – отрезал человек в инвалидной коляске. – Не этого же мокрицы? Который – «муж»!

По всему было видно, что Дмитрий Логинов не настроен пускаться с нами в долгие разговоры: в его мозгу происходила напряженная работа. Снова опустив голову на грудь, инвалид некоторое время что-то решал. Колебания, если они у него и были, отпали очень быстро:

– Вот что, товарищи… Вы меня к ним отвезите. Не дело это, что дети без присмотра. Есть у вас такая возможность – на место меня доставить?

– Да, но…

Я хотела сказать, что Михаила Чечеткина, Симиного мужа, тоже в любой момент могут выписать домой, и в этом случае Логинов столкнется с трудной задачей – объяснить каким-то образом свое присутствие в чужом семейном гнезде. Но все мои сомнения Дмитрий отодвинул одним движением широкого плеча:

– Это уж мое дело, как я с ним объясняться буду. Если вообще до объяснений дело дойдет. Главное, вы меня отвезите. Сам я по снегу на коляске вряд ли доеду, а то бы не просил. Не люблю одалживаться.

Что-что, а об этом он мог бы и не предупреждать. Перед нами сидел настоящий, во всех смыслах этого слова, сильный мужик, хоть и в инвалидной коляске. Непонятно, как это произошло, но даже среди нас, здоровых людей, Дмитрий Логинов смотрелся лидером, и его авторитет мы признали без боя.

– Ты, парень, подгони-ка машину поближе, – приказал он Сашке, сняв через голову кожаный фартук. – А вы, пожалуйста, будку заприте. Замок вон, на полке лежит.

Дмитрий развернул коляску и ловко вырулил на ней к выходу.

Я догнала их уже у самой машины – на то, чтобы справиться с мудреным замком, понадобилось время. Логинов, опираясь на Сашкины плечи, перебрался на заднее сиденье. Осмотрев коляску, Сашка быстрым и ловким движением тряхнул ее, сложив вдвое и пристроил в багажник.

Мы тронулись.

– Никогда я себе этого не прощу, – скорее для себя, чем для нас, пробормотал Логинов, когда мы выехали на автостраду и набрали скорость. – Это я во всем виноват. Не был бы болваном, не поддался бы на ее уговоры – ничего бы и не случилось!

– Так вы знаете, кто напал на Серафиму?

– Я? Понятия не имею.

– А что же тогда…

– Предложение я ей делал. Понятно? Замуж звал. Уговаривал бросить этого ее, с позволения сказать, «мужа». Потому что это я для Симы настоящий муж! Я детям отец. Я ее люблю! А она отказывалась. Уговаривала. Плакала. Сперва я думал – из-за ног моих. Кому ж с инвалидом жить охота? А потом понял – нет, не в этом дело.

– А в чем?

– Жалела она его. Тряпку эту, который себя мужиком называет. Жалела, как детей жалеют. Пропадет он без меня, говорит. А ты, то есть я, не пропадешь: «Ты у меня сильный».

– В чем-то она была права, наверно…

– Права или не права, а если б она здесь, у меня, под моим присмотром жила бы вместе с детишками – ничего бы не случилось. Я бы не допустил. Не прощу себе! Это ж надо, – снова застонал он сквозь зубы, – бабу послушал!

– Послушайте, Дмитрий… Вы уж простите за такой вопрос, по большому счету не наше это, конечно, дело… Но – как давно это началось у вас с Серафимой? Ваш роман?

Он быстро обернулся:

– Роман – это вон на скамейке в скверике, в хорошую погоду. А мы любили друг друга. Я за Симу и за детишек… ничего не бы не пожалел. Шкуру с себя бы, с живого, содрал, если б нужда такая пришла! Ясно?

– Ясно. Простите.

– Хорошо. Что быстро поняли. Я так смыслю, что вы для дела нашими обстоятельствами интересуетесь – ладно, расскажу. Двенадцатый год пошел, как мы с Симой сошлись. Меня тогда только год как из больницы выписали, на инвалидность посадили, коляску на колесиках в руки сунули – и езжай, говорят, Дмитрий Логинов, себе по холодку, догнивай дома, не мозоль глаза… Я ведь не всю жизнь безногий. Монтажником работал, кровли мы чинили в стройтресте. Лихость пошла средь нас, мода такая – без поясов работать. Я первый таким павлином неощипанным ходил, на страховку плевал, перед девками из конторы рисовался. Дурак! Некому было мне в морду дать. И – сорвался. В тот день холода вдруг ударили, на крыше наледь. Много ли надо? Ступил – и покатился. Да. В больнице отлежал, домой пригнали, а дома что? Выбор невелик: или гнить, спиваться потихоньку, или выкарабкиваться. Думать было некогда. Не мог я допустить, чтобы соседи или женщины из собеса из-под меня, кобелины здорового, горшки таскали. Ребята с работы гантели принесли – начал качаться. Потом турник мне соорудили. Прямо в комнате. Руки натренировал – работа понадобилась. Тут как раз индивидуальную трудовую деятельность разрешили. Взял патент, принялся обувное дело изучать… Так жизнь и сдвинулась потихоньку. Потекла…

Для того чтобы выудить из рассказа, который составлялся такими вот рублеными фразами, историю любви, надо было все-таки поднапрячь фантазию. И, незаметно разглядывая в зеркало Серафиминого любовника, я вдруг очень хорошо представила себе, как маленькую женщину, за все годы жизни не познавшую ни тепла, ни ласки и уже смирившуюся с тем, что окружающие будут видеть в ней только добрую фею, добровольную сестру милосердия, – вдруг покорил этот человек. Мало того что он был красив природной мужской красотой в истинно русском значении этого слова (чего стоили одни лишь голубые глаза, волевой подбородок и густые русые, слегка вьющиеся волосы над высоким лбом!), – так он еще и по складу характера оказался именно тем Мужиком, в тени которого одинокой, в сущности, женщине, можно было укрыться от тоски и рутинных забот.

«Дуб. Он – здоровенный дуб, а она – рябинка, – подвернулась неожиданная аналогия. – Как в песне:

Как бы мне, рябине,

к дубу перебраться?

Я б тогда не стала

гнуться и качаться…

Тонкими ветвями

я б к нему прижалась

И с его листами

день и ночь шепталась…

– Я сразу понял, что не мне от нее помощь и поддержка требуется, а наоборот, – говорил между тем Дмитрий. – Сразу же понял, как только ее увидел… И полюбил сразу. До того как инвалидом заделался, я много женщин перебрал. Ни на одной долго не останавливался. И не женился, все казалось – успею… А тут – Сима. Впервый раз пришла, как только в собес устроилась работать. За такими же, как я, ухаживать. Смотрю на нее и думаю: птенчик ты мой бедный… – В голосе мужчины послышалась неожиданная нежность. – Так у нас и началось все. А когда она забеременела, я… чуть от счастья с ума не сошел! Уговаривал ее, уламывал. Чтоб развелась и со мной расписалась. Нет, говорит. «Он» без меня пропадет. Я, говорит, Митя, лучше детей от тебя рожать стану. И ты тогда как будто все время рядом со мной будешь. И днем, и ночью… Вот такая у нас, ребятки, вышла история.