Особенно груба Патерсон была в отношении нового увлечения Рэнд философией. В ответ на критические замечания Рэнд к трудам философов, которых она читала, Патерсон размышляла: «Чтобы быть честным по отношению к ним, нужно иметь представление о проблеме последовательного мышления, начиная с самых её основ». Затем она сказал Рэнд: «Пугающая рациональность, которую ты усматриваешь у разных философов, это твой тип рациональности»[273]. Несмотря на то что однажды Патерсон радовалась их совместному успеху в работе над «необходимыми аксиомами и заключениями для свободного общества», теперь она начала сомневаться в самой цели силлогистического мышления[274]. Реальная проблема была не в создании рациональной системы, а в том, чтобы убедиться, что лежащие в её основе утверждения были корректны. И она не была полностью уверена в том, что Рэнд сможет сделать это правильно: «Иногда ты много говоришь о «рассудке», но зачастую им пользуешься, потому что делаешь утверждения, не являющиеся валидными». Кроме того, у неё была пара замечаний по поводу поведения Рэнд. Патерсон показалось грубым, что Рэнд постоянно говорила о продажах «Источника», в то время как книга Патерсон стала коммерческим провалом: «Мне кажется, что можно оставаться убеждённым индивидуалистом без уклона к солипсизму»[275]. Жалобы Патерсон на Рэнд и её идеи изменили характер их переписки. Несомненно, её тон был спровоцирован переменой её настроения, но неумение Рэнд поддерживать отношения также способствовало желчной реакции.

Рэнд была возмущена этим письмом. Она обвинила Патерсон в том, что та не понимала, что говорила, и игнорировала слова Рэнд. Она отвергла сравнение себя с другими философами, утверждая: «Я не перенимаю какую-либо философию. Я создала свою. Меня не волнует, если кто-то станет навешивать на меня чужие ярлыки». Хоть и сугубо абстрактный, ход мыслей Рэнд был во многом агрессивным и антиинтеллектуальным. Ей не было интересно найти своё место в масштабном сообществе мыслителей и совсем не было дела до пересечения различных школ мысли. «Не вижу смысла обсуждать то, что и почему когда-то давно сказали какие-то болваны, какие ошибки совершили и где сбились с пути», – сказала она Патерсон. Рэнд также беспокоило то, что Патерсон затронула тему Бога, и отнеслась к этому с подозрением: «Ты полагаешь, что если я не верю в Бога, то предаю индивидуализм»[276]. В ответ Патерсон не стала щадить подругу и отправила очередное послание. Она не думала, что Рэнд знала, о чём говорила, когда речь заходила о разуме и аргументации: «Я полагаю, ты путаешь логический вывод с ложным, когда следуешь последовательной цепочке от заданного исходного положения, будь то в мыслях, на словах или в действиях, а также с тем фактом, что у каждого действия есть свои последствия». Кроме того, она отвергала претензию Рэнд на оригинальность, говоря ей: «Если у тебя есть теория о том, что уже придумано… я буду пользоваться понятиями, которые уже существуют»[277].

Как оказалось, Рэнд была права насчёт Патерсон и Бога. Патерсон действительно думала, что вера в Бога – необходимая составляющая индивидуализма, и утверждала: «Если ты начинаешь с провозглашения атеизма, то у тебя не будет никакого обоснования для прав человека». Это была та же самая критика, что и со стороны Лейн с FFE. Теория естественных прав Рэнд полагалась на указ, на утверждение, что так должно быть. Но в мире, где права часто нарушались деспотическими правительствами и жестокими преступлениями, теория должна была обладать более веским обоснованием. Своё письмо Патерсон завершила ещё одним едким замечанием. Рэнд писала о Таддеусе Эшби, своём новом «приёмном сыне», которого она называла «своей копией». Патерсон отреагировала резко: «Не знаю, что можно найти в «своей копии». Твоя копия написала бы ещё один «Источник»? По мне так звучит глупо. Впрочем, это лишь твоё дело»[278]. Различия в интеллектуальном плане наряду с личной гордостью начали накапливаться как снежный ком, а их взаимоотношения продолжали ухудшаться.

Но до того, как ситуация стала непоправимой, они обе решили отступить. Не успела Рэнд ответить на последнее гневное письмо, как получила от Патерсон ещё одно, написанное в более дружелюбной и весёлой манере. Патерсон пригласили в Мэриленд на встречу с несколькими руководителями DuPont, и успех этого мероприятия заметно приободрил её. Рэнд предусмотрительно решила не отвечать на более длинное письмо, потому что они вскоре должны были встретиться в Нью-Йорке. Сгладить шероховатости и решить проблему с взаимопониманием гораздо легче будет при личной встрече. Вероятно, они обе чувствовали хрупкость своих взаимоотношений, поскольку, подняв вопрос об атеизме Рэнд, Патерсон набрела на основное их различие. Рэнд, обычно не страшившаяся спора, не стала допытываться, потому что считала Патерсон одной из самых близких подруг. Встретившись в Нью-Йорке, они смогли достичь своего рода перемирия. По рассказам одного из поклонников, Рэнд «договорилась со всеми друзьями», что не будет отвечать на письма, когда слишком поглощена писательским процессом[279]. На протяжении двух лет она вместо писем поддерживала связь с Патерсон по телефону до следующей их встречи на Восточном побережье.

Когда в начале 1948 г. их переписка восстановилась, в ней вновь стало чувствоваться то же тепло и тот же конфликт по отношению к религии. Рэнд по-прежнему считала Патерсон своей учительницей и ценила её, прислушавшись к совету избавиться от лишних прилагательных в своём творчестве. Теперь она писала стабильно много и, не утаивая, считала Патерсон ответственной за вдохновение на последний творческий порыв. Патерсон в ответ рассказывала ей о последних нью-йоркских слухах, в том числе о пикантной новости про странную новую концепцию конкуренции правительственных организаций Исаака Дона Левина. Это был первый взгляд на анархокапитализм – концепцию, от которой Рэнд будет ещё много лет воротить. Однако теперь странные взгляды Левина всего лишь, как для Рэнд, так и для Патерсон означали, что поддерживать его новейшее «изобретение» не стоит.

Немного поболтав об актуальных событиях, Рэнд допустила роковую ошибку и спросила мнение Патерсон о последней книге Фултона Дж. Шина. Шин, который вскоре должен был принять сан епископа, был успешным католическим автором. Его последнюю книгу, антикоммунистический труд «Коммунизм и сознание Запада», Рэнд прислал их общий издатель. Патерсон отмахнулась и сказала, что «он не стоит твоего внимания», но Рэнд продолжила рассуждение на эту тему в следующем письме со словами: «Кажется, с католическими мыслителями происходит что-то ужасное». Её беспокоило то, что католики вроде Шина, известные своими антикоммунистическими взглядами, теперь, по-видимому, «довольно осознанно начинают поддерживать этатизм»[280]. На это Патерсон ответила длинным письмом, в котором попыталась объяснить, почему католицизм поддерживал действия правительства. Рэнд ответила рассерженно, но не на Патерсон, а на католическую теологию. И баталии продолжились.