Лейн это не убедило. Она спокойно ответила Рэнд: «Похоже, ты доказала мне, что я – коллективистка». Но ей просто не верилось, что все действия человека должны являться следствием проявления собственной заинтересованности. Если это так, спрашивала Лейн, то почему она сама выступала против программы социального обеспечения? Потому что Лейн считала это злом для общества в целом, «что я не могу не считать хорошим мотивом». Но противостояние программе социального обеспечения на основе «хорошего мотива» нежели на основе личной заинтересованности, не было, по мнению Лейн, неуместным. Кроме того, Лейн отвергала раздробленное восприятие мира Рэнд, вспоминая своё трудное детство на пограничье, чтобы продемонстрировать взаимозависимость людей. Она рассказала ей об эпидемии тифа в своём маленьком городке в прериях: «Люди помогали друг другу… Это ведь было им свойственно. Покуда в этом был смысл, они заботились о тебе, если ты вдруг заболевал. Это было «обычным добрососедством»… Ненормальным было бы не иметь такого». В заключение она добавила: «В этом действительно ощущается «долженствование», взаимность и встречные обязательства людей перед людьми»[259]. Лейн считала, что безвозмездная помощь является естественным следствием существования человеческого общества. Её больше заботил вопрос правительственного принуждения, которое отражалось в программах, подобных социальному обеспечению, а не лежащие в их основе моральные принципы. Но именно этим моральным принципам и противостояла Рэнд.

В одном из писем к Лейн Рэнд приблизилась к тому, чтобы найти объяснение различий их мировоззрений. Они обе согласились с тем, что исходят из разных суждений. Рэнд сказала ей: «Вот почему я когда-нибудь хочу написать книгу о развитии своих взглядов от общих принципов»[260]. По их письмам было понятно, что Рэнд и Лейн не разделяют понимание о природе человека ни на индивидуальном, ни на социальном уровне. Однако все эти различия не лежали на поверхности, поскольку Рэнд пока ещё не успела ясно сформулировать свои моральные и политические взгляды. К примеру, в одном из писем Лейн она писала: «Разумеется, я не думаю, что здесь речь идёт о каком-то «естественном» или инстинктивном действии человека. (Я не буду здесь перечислять причины, по которым я так думаю. Их я приберегу для трактата о природе человека.)» Такой точки зрения придерживалась Патерсон, но не Лейн. Идеи Рэнд, представленные вне трактата, который она надеялась однажды написать, казались Лейн предположениями сомнительной валидности. Даже Рэнд понимала это, признавая, что её письма к Лейн слабо способствовали донесению до неё идей своей философии. Она спросила Лейн: «Ты знаешь, о чём я тебе пишу? Это тема моего следующего романа. Это лишь краткое, частичное изложение – сама тема неимоверно сложна. Если здесь я не объяснила её тебе достаточно ясно, ты увидишь, что у меня это получится гораздо лучше в новом романе»[261].

Рэнд решила отказаться от работы над «Моральным обоснованием индивидуализма» и перейти к книге, которая потом превратится в роман «Атлант расправил плечи», о чём свидетельствовало письмо Рэнд. Переломный момент случился весной 1946 г., когда Рэнд стала спорить с Уоллисом насчёт его решения продать её сюжет про атомную бомбу другой студии. Разочарованная тем, что все её труды пропадут зря, Рэнд убедила Уоллиса дать ей отпуск на год, чтобы она могла начать работать над романом. Во время долгих прогулок по своему ранчо она начала продумывать структуру повествования и придумывать основных персонажей. К августу она завершила план. В сентябре начала писать.

Но создание воображаемого мира Рэнд прервали плохие новости из страны, которую она оставила в своём прошлом. Рэнд не поддерживала связь с семьёй на протяжении восьми лет с момента отказа Розенбаумам в получении американской визы. Когда война закончилась, она начала надеяться, что сможет восстановить контакт, и попросила одного друга из Нью-Йорка помочь ей переслать два свёртка с едой и припасами её сёстрам в Ленинград. Почти сразу после отправки посылки Рэнд получила письмо от Марии Страшновой, близкой подруги семьи и первой учительницы английского Рэнд. Она была в лагере для беженцев в Австрии и не имела новостей о Наташе или Норе, но знала, что родители Рэнд умерли несколько лет назад по естественным причинам. С горечью Рэнд написала ей: «Вы теперь моя единственная связь с прошлым». Она стала настаивать на том, чтобы Страшнова приехала в Америку, заверяя её в том, что возьмёт все расходы по её прибытии на себя. Когда Страшнова наконец добралась до Калифорнии, во многом благодаря неуёмным усилиям Рэнд, она прожила у О’Конноров почти целый год[262].

Новости из России укрепили ненависть Рэнд к коммунизму. Она продолжала работать на Кинематографический альянс за сохранение американских идеалов, написав ещё одну статью для The Vigil. На этот раз она избежала политических теорий и сконцентрировалась на практических действиях голливудских студий, которые они могли предпринять для того, чтобы искоренить коммунистическое влияние. Тем не менее её «Экранный гид для американцев», который позже перепечатают для консервативного журнала Plain Talk, отражал массу политических тем. В «Гиде» Рэнд сравнивала голливудских коммунистов с Эллсвортами Тухи, аккуратно протаскивающими «небольшие дозы пропаганды в невинные истории». В итоге эти «дозы» «станут каплями воды, прорубающими камень, если будут падать на него достаточно долго. Камень, который они хотят прорубить, – американизм»[263]. Чтобы этому противостоять, продюсерам и сценаристам нужно разобраться в политике, в основе которой лежат моральные принципы, как писала Рэнд. Впрочем, после этого предположения она стала воздерживаться от резких заявлений, ограничив большинство своих суждений точностью и практичностью. Она была против любого формального кода кино, но составила список из 13 способов уберечь киноиндустрию от коммунистического подтекста. Рэнд обращалась к кинематографистам с призывом перестать смешивать с грязью систему свободного предпринимательства, промышленников, богатство и получение прибыли. Они должны почитать успех и избегать героизации неудач обычного человека. Кроме того, нужно быть осторожным с отражением в фильмах текущих событий и критики американской политики.

«Экранный гид» Рэнд привлёк внимание Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности (House Un-American Activities Commission – HUAC), учреждённой конгрессом организации, которая занимается расследованием коммунистического вторжения в киноиндустрию. Комиссия начала раскрывать коммунистов ещё в 1938 г., а в послевоенные годы её деятельность только начала набирать обороты, и в результате появилась известная конфронтация между бывшим коммунистом Уиттакером Чемберсом и обвинённым в шпионаже Элджером Хиссом, приковавшая к себе внимание всей нации. В 1947 г., за год до дела Хисса, HUAC начала своё первое масштабное расследование, обратив внимание на политические ассоциации, членами которых были актёры, режиссёры и сценаристы.