я выйду и «получу по заслугам». Но самое страшное было то, что записку подложили Анджелине в рюкзак, (девочка ходила на иностранный язык), а я увидела ее, когда села помогать ей с уроками.

Это было жутко. Для меня это могло значить только одно — опасность может угрожать не только мне, но и Энджи. Быть любимой игрушкой Кая Стоунэма, это как быть дочерью или женой первых лиц государства.

Очень опасно.

Когда Кай узнал об этом, был в ярости. Не знаю, правильным ли решением это было, но он решил взять в следующую поездку в Европу нас с Анджелиной. Нам предстояло посетить Голландию и Швейцарию. Меня совсем не радовала перспектива оказаться в одиночестве в чужой стране. Хотя какая разница? Я все равно взаперти.

С кучей охраны, которую он ко мне приставит, когда будет уходить по делам. Но… у девушки Кая Стоунэма нет выбора. Кай и спрашивать меня не стал. Просто сказал, что больше не может оставлять меня в Нью-Йорке одну.

— К тому же, эти несколько ночей без тебя в командировках — это ад, Леа, — он помог мне пристегнуть ремень на кресле самолета и наспех поцеловал в лоб. Я не узнавала в нем человека, что когда-то был моим чудовищем и насильником. Да, он по-прежнему мог наорать, ударить кулаком по столу, если ему что-то не нравилось, мог передавить мне запястья и грубо брал мое тело, за исключением тех ночей, когда ему хотелось иначе… НО это не шло ни в какое сравнение с тем, какую отдачу я чувствовала от Кая.

Я никогда не думала, что такое бывает. Что это случится со мной. Быть любимой ТАКИМ человеком. Особенным во всех смыслах. Сильным, решительным, способным весь мир положить к моим ногам, просто за то, чтобы я была рядом и верила в него.

Я старалась просто понять его. Кай ревнив и относится ко мне, как к своей собственности, но не из-за того, что хочет меня унизить. Думаю, его любовь безумна, как и он сам, и сама мысль о том, чтобы делить меня с кем-то другим, ему омерзительна.

Но что, если Кай не оставит мне никакого личного пространства? Ни для друзей, ни для брата и родителей? А главное, нужно ли мне это пространство, и нужно ли будет через несколько лет, когда наша страсть угаснет?

Что будет после нее? После того, как на моем лице появится первая глубокая морщинка… будет ли он желать меня также, как сейчас?

В душе таилось столько страхов и опасений. Как и у любого человека, и лишь блог помогал мне справляться с бесконечным потоком мыслей.

Напугало еще кое-что. Очень страшное. Как-то Кай оставил один из ящиков своего рабочего стола открытым, и я не удержалась. Заглянула внутрь… там была куча совместных фотографий с его женой. И на каждой он был таким разным. Как и в жизни — выражение его лица менялось на каждом фото. Но не это меня напрягло. Меня смутила папка (слава Богу не черная, но от этого не менее ужасающая). Я заглянула на первую страничку. Увидела фотографию Кая и надпись: «История болезни». Да так испугалась этого словосочетания, что даже любопытство не помогло мне заглянуть дальше. Что с ним не так?! Трудно представить, что Кай чем-то болен, если не считать его головных болей и перемен в настроении. Агрессии. Разговоров о себе в третьем лице…

Я не хотела даже думать о том, что мой сильный мужчина может быть болен.

Может, у него просто какие-нибудь типичные психические расстройства? Может, есть какая-то болезнь, которая объясняет его агрессивное поведение, и он лечится? Может, ничего страшного в этом нет. У всех у нас свои тараканы в голове. Но я знала, что, если спрошу у него об этом прямо, Кай не простит. Не поймет, почему я полезла за его спиной в его ящики. Он же не лезет читать мой дневник или блог, даже когда я оставляю их на видном месте. Потому что я просто попросила его не делать этого. Кай ответил, что уважает мое решение оставить всю гамму моих чувств при себе, и не станет читать записи.

А ведь это было так не похоже на него. Уважать мое личное пространство. Или похоже? Кай же специально подарил мне дневник. Чтобы я научилась справляться с болью так. Он всегда был очень внимателен к мелочам.

А я нет… позже, я не раз пойму это, ну а пока мы приземляемся в Королевстве Нидерланды. Страна встречает нас промозглым дождем, серостью, и я скептически поджимаю губы. Анджелина сидит на заднем сидении автомобиля и обнимает мягкую игрушку. Мы не могли оставить ребенка одного с няньками…Барт и Стелла даже не звонили ей. Уже апрель, и в Нью-Йорке в это время всегда достаточно тепло. Но и европейского холода я не чувствую, потому что из аэропорта нас забирает автомобиль, где я засыпаю после длинного перелета и даже не смотрю в окно.

Если бы у Энджи не было Кая, из нее бы выросла вторая я — недолюбленная, никому не доверяющая, вечная одиночка.

После перелета мне жутко хотелось спать и я не переставала удивляться тому, как всегда полон сил и бодрости Кай. Сколько он спит? Шесть? Семь часов? Постоянно крутится. Иногда он напоминает идеального робота: встречи, переговоры, телефонные звонки. Кай ведь, и правда, не отдыхает. И это восхищает меня в нем. Наверное, плохо, что он мало расслабляется, но с другой стороны… он никогда не стоит на месте. На сколько ступеней он выше тех парней, что когда-либо меня окружали? Взять даже Мейсона. Да, он был идеальным братом, но как мужчина сначала был… слабым, бесцельно существующим пареньком. Мелким хулиганом. Он разлагался, злоупотребляя наркотиками и бездельем. А Кай… не только сохранил богатство своей семьи, но еще и преумножил его. И о какой болезни тут может идти речь? Не представляю.

Трой назвал его «гением». И теперь я понимала почему.

Анджелина поселилась в наших огромных апартаментах шикарного пятизвездочного отеля. У нее была отдельная комната, и нас разделяла большая гостиная с окнами почти от пола до потолка. Когда я проснулась на следующий день, после прилета, Кая в гостинице еще не было. Он ничего не рассказывал о работе и о своих планах. Но вечером он ушел на встречу, якобы «с партнером», и вел себя очень странно. Как… как тот, другой Кай, которого я боюсь. Я уловила это по его взглядам, мимике и жестам.