добиться от нее ответа в привычной манере — грубость, рукоприкладство, но дотрагиваться до безжизненной куклы смысла нет. И ему это надоело. Даже оскорбило. Он всерьез начал видеть в Лейле девушку, непохожую на других. И даже начал понимать мои чувства к ней.

Это были дни, когда все между нами было, как раньше. Мы ничего не делили, потому что преграда, стоявшая на пути у наших совместных целей и планов, будто бы исчезла.

Лейла будто бы погибла.

Но я был отчасти благодарен ей за то, что она дала мне возможность познать все оттенки этих страданий и мук. Что такое равнодушие женщины, которую хочешь больше всего на свете. Я не знал, что нужно было еще сделать, чтобы вернуть ее. И я думал, думал. Спрашивал, но не слышал ответа.

Рвал на себе волосы, разносил зеркало в своей комнате, причинял себе физическую боль, чтобы перекрыть этот душевный ад. Не вылазил из спортзала, но ничто не могло заглушить боль при каждом вдохе. В груди.

Эта гребанная тяжесть не давала есть и спать.

Я падал. Был на пути к самому дню. И из-за чего? Из-за женщины. Особенной женщины. Я всегда знал, что если полюблю, то это меня убьет. И всегда этого боялся.

Но так устроен мир.

Многое из того, чего мы боимся, притягивается в нашу жизнь. Как и то, чего мы желаем тоже.

Я словно летел в бездну без парашюта до тех пор, пока не услышал тонкий и нежный голос однажды вечером:

— Когда ты меня отпустишь? — просто спросила она за совместным ужином. В голубых глазах начали загораться огоньки жизни. Требовательности, по которой я так скучал.

— Никогда. Что ты имеешь в виду?

— Родители. Работа. Нормальная жизнь.

— На тебя напали.

— Да. И что теперь? Это было давно. Это была случайность, — Лейла подняла на меня глаза.

— Нет, Леа. У меня много врагов. Пока ничего не выясню, я не хочу, чтобы ты разгуливала одна. В Нью-Йорке небезопасно.

— А где безопасно?

— Как минимум, за океаном.

— Ты удерживаешь меня силой так же, как силой внушил чувства к тебе. Я ходила к психологу. Я все знаю. Есть определенные техники, которые сделали это со мной. Ты «якорил» меня. Так сказала Диана. Вырабатывал условно-рефлекторную связь между нами. Проще говоря, заставлял мой организм вырабатывать кучу гормонов счастья и эйфории. Адреналина. Рядом с тобой. От твоих прикосновений. Как бы я… — она сглатывает. — Не любила тебя, я знаю, что мои чувства — фальшивка. От этого я запуталась. Уже не знаю где правда, а где ложь.

Я отложил вилку, дотрагиваясь до ее руки. Леа не убрала ладонь. В глазах девушки стояли слезы, но я был счастлив, что она начала разговаривать со мной.

— Леа, оглянись вокруг. Посмотри, в каком мире мы живем. С самого детства нам указывают, что нам носить, какие хлопья на завтрак нам есть, кем нам быть. Общество навязывает тебе стереотипы, а ты слепо им следуешь. Это ли не якорь? Все это делают. Это часть жизни. Думаешь, ты меня не якорила? Неосознанно, но ты точно также вырабатывала во мне и адреналин, и прочую чепуху, которую ты сейчас сказала. Любой комплимент от тебя, любые слова любви, любое проявление нежности — это очень сильно привязывает. Любое сопротивление тоже. Но я почему-то не сомневаюсь в подлинности своих чувств. Изначально — да, это было игрой и фальшивкой. Но потом… ты сама знаешь ответ. Это уже не игра. Мне есть чем заняться, чем играть с тобой в игры, однако я здесь, я с тобой и делаю все, чтобы, черт подери, выяснить, что за опасность тебе угрожает.

Лейла все это время сидела, иногда вскидывая брови и кивая. Надеюсь, она меня поняла.

— Значит я тоже тобой манипулировала, судя по твоим словам? Я — сука?

— Ты не сука, ты девушка с характером. Я делю женщин на три типа. И обычно достаточно одного взгляда, чтобы понять, какой передо мной тип. Первый тип — соперница. Ну, знаешь эти мерзкие бабы с яйцами, как у мужиков. Мы таких не любим. Но в каждой из них есть маленькая… Нет, даже крохотная часть того, что нам нравится. Это сопротивление. Но это единственное хорошее, что в них есть. Второй тип — обожаемый всеми мужчинами. Жертва. Это как красная тряпка для таких, как я. Таких женщин всегда хочется пожалеть. Быть нужным. Но… они такие бесхребетные, что становится скучно. И они всегда любят тебя слишком сильно… ну, ты понимаешь? Никакой загадки.

Я замолчал, вернувшись к еде.

Лейла вернулась к тарелке тоже и через минуту, наконец, спросила сама:

— И какой же третий тип? И какая я?

— Третий тип — музы. Очень редкий тип. Особенно в наше время. Трудно объяснить, но муза — это что-то, что вдохновляет на рост. Моей музой всегда была… мама. Ага, маменькин сынок, скажешь? Да мне плевать. Мама не всегда была такой, как сейчас. Многие годы она держалась. Я хотел, чтобы она мной гордилась, быть не просто сыном из богатой семьи. Потом моей музой была Лидия — такая понимающая, такая вдохновляющая. Анджелина. Самая любимая муза. Она всегда смотрит на меня так… будто, знаешь, просто верит в меня. Видишь, муз можно посчитать на пальцах одной руки. А женщин в моей жизни было сотни.

— А кто же я?

— Ты — все три типа, — тяжело вздохнул я. — И жертва, и соперница, и муза. Это взорвало мой мозг, — я направил себе в висок два пальца, имитируя пистолет. — И он дал сбой. Разум отключился, и теперь я такой, каким ты меня видишь. Садист, вылизывающий твои пяточки.

— Ты был груб со мной даже в эти дни… когда я не разговаривала с тобой, — она показала мне следы на своей шее и теле. Да… я и не заметил. Блядь.

— Ты любишь, когда с тобой жестко, забыла? — Леа ударила меня по голове, и я словил кайф. Ну, надо же. Она возвращается к жизни.

— Почему ты решила заговорить со мной?

— Мне пишут анонимные угрозы. Я молчала, но все мои социальные сети завалены… такими ужасными вещами. Мне страшно, Кай, — ее губы дрогнули, я отбросил еду, на хрен, и перетянул девочку к себе на колени. Прижал губы к ее виску.

— Тсс, успокойся. Все будет хорошо.

— Не будет! Я так запуталась! Я с тобой быть хочу, но мне тяжело и больно… хочу на свободу, но знаю, что там мне угрожает опасность… но и здесь тоже! Все так