Я подняла голову и поняла: Костя беседует сЗемой! Идиот, пропивший последний ум, принял кенгуриху за соседку!

В полном негодовании я собралась выпрямиться исказать Якобинцу пару ласковых. Значит, у Земы глаза более выразительные, чем уменя? Черт знает что такое! Но я не успела осуществить задуманное, событияначали развиваться слишком стремительно.

Костя вытянул руку и схватил Земфиру за лапу.

– Ах ты ягодка, – просюсюкалон, – давай поцелую…

В ту же секунду кабина замерла, дверкиразъехались в разные стороны, и с лестничной клетки послышался визгливый голосВерки:

– Приперся, урод? Получку принес, хренгорбатый?

Костя отпрянул от Земы, кенгуриха со вкусомчихнула и сделала ленивое движение лапами… Поверьте, это был удар настоящегобоксера, Николай Валуев посинел бы от зависти, увидав этот апперкот.

Якобинец полетел по воздуху, причем Костяпередвигался молча. Алкоголик пересек небольшое пространство между лифтом исвоей квартирой, сшиб Верку, стоявшую в раскрытых дверях, и исчез в глубинепомещения. Через пару секунд раздался оглушительный звон – судя по звуку,Якобинца донесло аж до кухни.

Я с уважением посмотрела на Земфиру. Однакоона молодец, способна постоять за себя, уже второй раз нокаутирует пьянчугу.Кажется, у нас появилась своя традиция.

– Что это было? – простонала Верка,поднимаясь.

Я живо отперла дверь и, впихнув опять ставшуюсонной Зему в прихожую, ответила:

– Да вот твой Костя решил к моей тещепристать, полез спьяну целоваться и получил в нос.

– Ах гнида! – заорала Верка. –Трупофоб проклятый, уже к старухам клеится!

– Наверное, ты хотела сказатьгеронтофил, – решила я поправить соседку.

– Скотина! – пошла онавразнос. – Лампа, ты уж извини нас. Сама знаешь, как супруг набухается,совсем плохой становится. А бабка у тебя крепкая. Надо же, как моегошандарахнула!

– Да, прикольная старушка, –согласилась я, – лучше ей под лапу, то есть под руку, не попадать.

Едва я очутилась в родном жилище, какнаткнулась на Кирюшу, который лихорадочно завязывал шнурки.

– Ты куда? – изумилась я.

– На улицу.

Хороший ответ, четкий и правильный. А то ядумала, что Кирюша собирается в кроссовках пойти в душ.

– И зачем?

– Капа пропала, – доложилКирик, – Степаныч ее не привел.

– Не может быть! – испугалась я.

– Он собак пронумеровал, – нервнопояснил Кирик, – Капа имела на спине цифру четыре. Может, это поможет еенайти?

Тут только я поняла, что мне показалось водворе странным: я видела стаю, машинально отметила – какого-то номера нехватает, но, вместо того чтобы забить тревогу, стала знакомиться со Степанычем.По спине прошел озноб, я испугалась: мопс абсолютно неприспособлен для жизни наулице. Хорошо хоть сейчас тепло и нет дождя.

Почти час мы с Кирюшей носились по пустырю иокрестным дворам, выкрикивая:

– Капа, Капуся, Капуччина, Капень…

Собачка словно сквозь землю провалилась.

– Орешки кешью! – заорал, пытаясьсоблазнить мопсиху, мальчик.

– Колбаса! – подхватила я. –Сыр, Капуля, сыр!

– Изюм!

– Конфеты!

– Зефир!

– Мармелад! – надрывались мы поочереди.

В конце концов сдались.

– Только бы под машину не попала… –возвел глаза к небу Кирик, – Лампа, иди глянь на дороге, ну там, у палаткис курами гриль!

В сотне метров от нашего дома находится ларек,где торгует тихая Маша. Вероятнее всего, у девушки в паспорте указано иное имя,но постоянные покупатели знают черноглазую, черноволосую, смуглую красавицу именнокак Марусю.

Куры на вертелах готовятся у неекруглосуточно, и мне непонятно, когда Маша спит. В какое время ни подойдешь кбудке, смуглянка всегда за прилавком, стоит, улыбается и спрашивает: «Тебе, каквсегда, побольше и позажаристее?»

Запах от гриля течет над улицей, и наша Капаво время прогулки пару раз пыталась удрать к месту, где румянятся цыпы. Но ейни разу не удалось завершить операцию – злые хозяева, осведомленные опристрастиях мопсихи, всегда начеку. Но сегодня-то стаю опрометчиво отпустилисо Степанычем! А прямо за будкой Маши простирается широкая улица, движение накоторой не останавливается даже за полночь.

Мне стало жутко, ноги подкосились.

– Иди, Лампа, – прошепталмальчик, – больше ей некуда деться.

– Почему я? – пискнула я.

– Потому что я не могу, – честнопризнался Кирюша и малодушно юркнул в подъезд.

Еле-еле переставляя ноги, я побрела к ларьку.Надеюсь, вы никогда в жизни не попадете в подобную ситуацию, когда идешь ипонимаешь – ничего хорошего тебя там, впереди, не ждет, сейчас ты увидишь нечтоужасное и станет ясно: произошло несчастье, изменить ситуацию невозможно, этоконец. Но и не пойти тоже нельзя, потому что никто, кроме тебя, не сумеет этосделать, остальным страшно и горько. Услышать о несчастье легче, чем увидетьтело Капы…

Еле живая, я дотащилась до киоска и осторожноперевела дух: никаких сбитых собак или следов крови нет.

– Что хочешь? – высунулась из окошкаМаша.

– Здравствуй, – сказала я.

Девушка улыбнулась.

– Привет.

– Не видела ли ты Капу? – поинтересоваласья.

Маша великолепно знает наших собак по именам –иногда я, крепко держа поводки, подхожу к будке за курицей. Вся стая стоитсмирно, а Капудель начинает танцевать на задних лапах, выпрашивая у продавцакусочек жареной грудки, и очень часто получает его.

– Капу? – переспросила Маша.

Я кивнула.

– Знаешь, – сказала девушка, –я тут на пять минут в туалет отбегала, может, она в тот момент за курицей иподходила? Странно, что не подождала, я записку повесила: «Сейчас вернусь»,можно было прочитать.

Я изумилась. Неужели Маша предполагает, чтоКапа умеет читать? Но потом поняла – она просто шутит – и решила попросить унее помощи:

– Маш, можно на твой ларек объявлениенаклеить?

Девушка склонила голову набок.