– Итак, сударь, сударыня, не имею чести быть знакомым с вами. По какому праву вы порочите мою невесту? Немедленно извинитесь, если не хотите получить вызов на дуэль, – он недвусмысленно коснулся меча, притороченного к поясу.

При слове «дуэль» женишок мгновенно вспотел и испуганно заозирался в поисках поддержки. Бывшая подруга заткнулась, как воды в рот набрала, водянистые глазенки забегали. Похоже, разлучница была бы не прочь куда-нибудь сбежать, вот только своими воплями сама же привлекла любопытных прохожих.

– Брат, – я вмешалась, – зачем руки марать? Достаточно обратиться в суд и потребовать, чтобы за оскорбление дворянина их высекли плетьми на площади. Хотя… там же еще воровство вскрылось, на каторге им самое место.

– Пожалуй, ты права, – задумавшись на мгновение, кивнул Игнат, – слишком много чести, да и с женщинами я не воюю.

– Помилуйте! – взвыла Настасья.

Прямо в пышном платье бухнулась в дорожную пыль, подползла на коленях к брату, целуя ему сапоги. Меня чуть не стошнило, и Игнат брезгливо отодвинулся. Тогда девица ринулась к Лизе, хватая ее за ноги.

– Христа ради, простите дуру несчастную. Лизонька, пощади кровь родную. Нечистый попутал, затмение нашло, я сама не своя была. Матушка с горя ведь зачахнет, и батюшку удар хватит. Вспомни, сколько добра тебе сделали, кормили-поили, как родную привечали, – голосила эта дура, старательно давя на жалость и родственные чувства.

Видно, от этого добра Лизка в петлю и полезла. А то, что работала без выходных и света белого не видела, это такая забота о сиротке была, ага.

– Ваше благородие, – как по волшебству рядом возник городовой. Козырнул, представившись по форме, – жандарм-ефрейтор Кушнаков Петр Савельевич, к вашим услугам. Стало быть, на лицо факт оскорбления дворянского сословия. Пройдемте-с в участок, там и напишете жалобу.

Вот этого категорически не хотелось, ведь в жалобе нужно указать имя, фамилию, к какому сословию принадлежим. Я уж голову сломала, как отвадить некстати появившегося городничего, как Лиза, охнув, осела в обмороке.

Это она вовремя сообразила, я обрадовалась возникшей суете и тому, что появился предлог разрулить дело без привлечения властей.

– Петр Савельевич, не извольте беспокоиться, – Игнат с легкостью подхватил хрупкое тело на руки, – моя невеста близко к сердцу приняла возникшее недоразумение, и я не желаю беспокоить ее разбирательствами. Однако ж конфликт имеет место быть, и его можно разрешить денежной компенсацией и пожертвованиями в пользу города.

– Воистину это мудрое решение, ваше благородие, – городовой расцвел и уже потирал руки в предвкушении поживы. – Позвольте-с, я немедленно займусь этим вопросом.

Конечно же мы позволили, а куда деваться? Тем более жандарм-ефрейтор развел бурную деятельность. Пока Лиза приходила в себя в кондитерской, куда Игнат занес девушку от любопытных взглядов подальше, Кушнаков опросил свидетелей и самих обвиняемых. Одновременно он отправил гонцов, чтобы семьи приготовили золото, раз уж барин согласился на мировую.

Увидела я мать Настасьи, склочную тетку, отчаянно торгующуюся за каждую копейку и жалующуюся на жизнь. Дескать, ее дочь не так поняли, что они себя не жалели, голодали, тогда как Лизоньке доставалось самое лучшее. Вот только глядя на лоснящиеся лица и сдобные формы этой семейки, слабо верилось, что они голодали. А уж родители женишка как взбеленились! За что им платить? Их сыночек слова не сказал, только рядом стоял.

– Так ведь это его невеста оскорбления наносила, отчего ж не остановил? – с ехидцей поинтересовался Петр Савельевич, который уже выяснил, что молодой человек по уши завяз в этом деле.

Люди живо донесли слухи, как он оклеветал бывшую пассию, когда узнал, что за ней приданого нет.

– Да какая невеста? – взбеленилась несостоявшаяся свекровь. – Еще нам воровки в семье не хватало! Свадьбы не будет!

– Что-о? – тетка Гаврилы Силантьевича чуть дар речи не потеряла. – Да как ты смеешь говорить такое про мою доченьку ненаглядную! Я ж тебе патлы повыдергиваю, образина болотная! – накинулась она на женщину с кулаками с таким напором, что мужья еле разняли.

Городовой посмотрел на это дело, покачал головой, да и впаял дамочкам нарушение городского порядка. Скрипя зубами, обе подлые семейки раскошелились по тридцать золотых, половина из которых ушла в казну города, и принесли Елизавете публичные извинения. Бывший женишок красными пятнами пошел, когда признал, что оговорил Лизу, и как сильно сожалеет об этом. Попробовал бы он сказать что-то другое, когда Игнат демонстративно поигрывал в ладони огненным пульсаром. Это ли не доказательство, что с ним шутки плохи? Бедная Лиза, которую напоили успокоительным отваром, только охала и хлопала глазками от удивления.

Мы даже удалились с помпой, вызвав наемный паромобиль и заплатив золотой за поездку. Но оно того стоило! Кожаная обивка, удобные сиденья, отделка натурального дерева, плавный ход, за которым не чувствуется тряски, как в конном экипаже. Мини-бар с прохладительными напитками и конфиденциальность, обеспечиваемая толстой стеклянной перегородкой, отделяющей водителя от пассажирского салона.

– Елизавета Гавриловна, держите, это принадлежит вам, – вручил ей Игнат мешочек с золотом. – И прошу прощения, что вынудил участвовать в этом фарсе. Надеюсь, не затаили обиду, что назвал вас невестой? Иначе я просто не смог бы поставить этих выскочек на место.

– Я? – Лиза вспыхнула румянцем. – Нет! Что вы? Как вы могли такое подумать? Наоборот, это мы с батюшкой теперь в неоплатном долгу. Заберите эти деньги, все зло от них, – она протянула мешочек обратно. – Если бы я только знала, что так выйдет, сдержалась бы. Мне безумно жаль, что вам пришлось пожертвовать репутацией, скомпрометировав себя связью с простолюдинкой. Если нужно будет, я все-все объясню вашей невесте… или супруге, если она есть.

– Пф-ф, какая жертва, Елизавета Гавриловна? – брат небрежно отмахнулся, и от денег в том числе. – Мою репутацию уже ничего не испортит. Имени я настоящего не называл, так что забудьте! И насчет жены не переживайте, потому как нет ее и не было. Невесты тоже нет и, наверное, никогда уже не будет, – добавил он со вздохом, при этом взлохматил волосы на моей макушке и прижал к себе. – Нина – вот моя семья, и никого нам больше не нужно.

На этом разговор затух сам собой, а по возвращении в таверну решили не дожидаться утра и покинуть Кустов до закрытия городских ворот. Слишком уж много внимания привлекли к себе сегодня, лучше не искушать судьбу ради одной ночи в мягкой постели. Так что мы плотно поужинали, переоделись в дорожные костюмы и поспешили убраться из города.

Гаврила Силантьевич преобразился, увидев, как изменилась дочь. А уж когда узнал подробности нашего похода по магазинам, благодарил Игната со слезами на глазах. Даже в ноги хотел упасть, но брат вовремя предотвратил этот порыв, заверив, что заступился бы за любую другую девушку, если бы на его глазах происходило нечто подобное. Мальчишки недоумевали, что это такое случилось, пока мы отсутствовали, однако спросить не решились. Егорка в силу того, что ему не было никакого дела до каких-то там разговоров, ведь он впервые попробовал пирожных, что прислали из кондитерской. Ну а Ивану гордость не позволяла расспрашивать. Или гонор. Кто знает, на что парень постоянно обижался?