– Тебе не нужен счёт в банке? – нахмурилась тётка, не поспевая за вихляющимися от страха мыслями Лебры.

– Сначала вы скажите, сколько… в смысле – что вы хотите?

– Вот это уже разговор, – одобрила Маманя. Она вновь потрепала шаса по плечу, да так, что он едва не врезался в борт пикапа, и поделилась горем: – Кувалда жениться не хочет.

– На вас?

– А что? – с угрозой уточнила тётка.

– Дурак, – тут же нашёлся шас.

– Ты тоже заметил?

– Все знают.

Это замечание здоровенной Дурич понравилось. Она кивнула, погладила пистолет и продолжила:

– В общем, Кувалда не хочет заводить семью, а время дорого. Вокруг претенденты на приёмники…

– На какие ещё приёмники? – не понял шас.

– Вместо Кувалды.

– У вас опять выборы?

– У нас фюрер может умереть, и все лезут в приёмники.

– В преемники, – машинально поправил тётку Лебра, не очень хорошо поняв суть объяснений.

– Не перебивай!

– Извините.

Маманя испытующе заглянула шасу в глаза, не увидела в них ничего, но решила не прекращать наметившийся диалог.

– От Гниличей Абажур выступает, от Шибзичей – Копыто. Я говорю Дуричам – у нас уже есть наследник – СопляК, а они мнутся. Не знают, чего хотят, одно слово – Дуричи. А мне их уговаривать трудно, потому что у меня оружия мало. Оружия надо, а для него – деньги. Ты деньги делать умеешь?

– То есть вы хотите убедить Дуричей, чтобы Кувалда на вас женился? – спросил шас, старательно избегая ответа о своём умении делать деньги.

– Можно и так, – подумав, ответила Маманя. – Или пусть скажет, что СопляК – преемница. И тогда я стану главной. Но мне нужно оружие.

– Тут вот какое дело… – перебил её Лебра. – Для того чтобы навязать оппонентам свою точку зрения, вовсе не обязательно стрелять.

– Серьёзно? – притворно удивилась тётка.

– Абсолютно.

– А что делать с Абажуром?

И в этот момент за её спиной появился Абажур.

То есть Лебра, разумеется, не знал, что видит перед собой политического противника Мамани, но догадался об этом, едва взглянув на перекошенную физиономию дикаря и лапищу, нервно теребящую рукоять ятагана. Ну и знаменитый «разбегающийся» взгляд присутствовал, куда же без него.

– Хочешь знать, что тебе делать с Абажуром, старая кошёлка?!

Маманя резко повернулась и вцепилась в пистолет. Не выхватила, но показала, что ей на это потребуется меньше секунды.

К пикапу стали стягиваться дикари.

– Можно я пойду? – жалобно спросил Лебра.

– Стоять! – велела Маманя.

– Стоять! – поддержал её Абажур.

– Если в Тёмном Дворе узнают, что вы убили подданного князя… – начал было шас, но его тут же перебили:

– Тот, кто выживет, обвинит в твоей смерти погибшего, – хмыкнула Маманя.

Абажур согласно кивнул:

– Ты погибнешь, как герой.

– Я не хочу.

– А может, и не погибнешь…

– Это вряд ли, – хихикнула Маманя, медленно вытаскивая пистолет.

И в этот самый миг Лебра пережил катарсис.

То есть это он потом понял, что случился именно катарсис. А в то мгновение душа несчастного шаса сжалась от страха, похолодела до абсолютного нуля, разрыдалась – но очень тихо, незаметно для окружающих, и Лебра неожиданно предложил:

– А почему бы нам всем не договориться?

И угодил в точку.

– С ней? – не понял Абажур.

– О чём? – растерялась Маманя.

– Молчи, носатый, и не мешай!

Но Лебра уже понял, что должен делать, и не позволил себя заткнуть.

– Вы знаете, что вам нужно? – спросил он, быстро оглядывая противников. – Маманя, что вам нужно?

– Править семьей.

– Абажур?

– Править семьей, дубина, чего же ещё?

– А Копыто?

– И Копыто, – подтвердила Маманя. – К делу, носатый.

– Всё закончится тем, что вы опять постреляете друг друга и победит самый хитрый, – продолжил Лебра.

– Или у кого стволов больше, – заметил Абажур, разглядывая правым глазом вершину фюрерской башни, а левым – колесо ближайшего автомобиля. – Гниличей, кстати, много.

– Замучаетесь хоронить.

– Вас, Дуричей, замучаемся.

– Так поделитесь снова на кланы, – предложил Лебра, пока оппоненты вновь не взялись за оружие. – Живите, как жили раньше, и каждый будет сам себе умник.

– А Кувалда? – не поняла тётка.

– Вы ведь сами сказали, что он умирает.

– Умирает, – подтвердил авторитетный уйбуй Гниличей.

– Тогда какая разница, что подумает Кувалда? Живите своим умом!

Несколько секунд Маманя и Абажур смотрели друг на друга, для чего Гниличу пришлось повернуть голову вправо, а затем он пробормотал:

– В этом что-то есть…

И отпустил ятаган.

Маманя вернула пистолет в кобуру.

Лебра тихонько передохнул и поздравил себя с тем, что остался жив.

* * *

муниципальный жилой дом

Москва, Лялин переулок,

3 июля, воскресенье, 00:20

Он думал, что не сможет распалиться, разжечь внутри огонь и не сумеет подтвердить репутацию умелого любовника. Думал, что прикосновение к холодному телу напомнит лягушку или змею, вызовет отвращение, оттолкнёт и помешает насладиться близостью. Думал, что им овладеет инстинктивный страх, который смажет финал… если до финала вообще дойдёт, но…

Но всё получилось совсем не так, как он думал.

Она была холодна, но не застывшей твердью ледяной скульптуры, не мёртвым телом и, конечно, не жабой. Она была холодна, потому что она была такой – холодной, естественно холодной и… приятной. И через несколько минут Сдемир научился принимать её такой, какая она есть: ледяной, чуть безумной, чуть высокомерной, с красными, полными жажды глазами и опасной. Он растоптал инстинктивный страх и заставил себя окунуться в холод её страсти.

И был вознагражден.

Нет, красноглазой охотнице не удалось поразить Сдемира какими-то особыми умениями. Она была неимоверно гибкой? Да. Неутомимой? Да. Выдумщицей? Ещё какой! Но все фокусы и приёмы и почти все их сочетания Сдемир уже пробовал. Он наслаждался? Да. Ему понравилось? Очень. Однако «изюминка» их близости случилась в самом финале.