Теперь она дышит глубоко.

– Как приятно расслабиться и забыть обо всем, – продолжаю я. – Ты уплываешь все дальше и дальше, и ты слышишь мой голос.

Она в глубоком трансе, совершенно неподвижна.

– Я хочу, чтобы ты зрительно вспомнила тот день. Ты подходишь к двери и звонишь. Никто не отвечает. Ты заглядываешь внутрь, но в доме пусто. Это не дом твоих родных. Здесь живет твоя подруга, ее зовут Эмилия. А тебя зовут Кассандра, и твои родители погибли в автокатастрофе, когда тебе было всего двенадцать. Эмилия стала твоей лучшей подругой, и иногда ты воображала, что ее дом – это твой дом, потому что вы очень часто проводили время вместе. Но ты – Кассандра, и тебе не нужно помнить, что случилось с семьей Эмилии. Вернись в тот день и постучи в дверь еще раз. Никто не открывает. Видишь?

– Там никого нет, – бормочет она.

– Правильно. Ты читала в газетах, что произошло. Но это было не с твоей семьей. И ты, Кассандра, не сделала ничего дурного. Напомни, как тебя зовут?

– Кассандра.

Так проходит еще час, мы создаем ее историю и творим мгновения прошлого, а потом я возвращаю ее к реальности.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я.

– Лучше, – удивленно отвечает она. – Спокойнее.

Я подхожу и беру ее за руки:

– У нас еще много работы, но я настроен оптимистично.

В конце лета, когда Валентина вернется домой, у нее снова будет мама.

Я прощупываю почву:

– Расскажи мне, что ты помнишь про нашу свадьбу.

– Это было замечательно. Отмечали ее здесь, в доме. Мы ели шоколадный торт и перебрали шампанского.

Эмилия живет у меня уже три недели. Я работаю с ней ежедневно, часами, гораздо дольше, чем полагается, но через два месяца вернется Валентина, и до этого необходимо полностью убедить Эмилию в том, что она – Кассандра. Мы далеко продвинулись. Три дня назад Эмилия переехала в мою спальню и уже считает, что она моя жена. Я пересаживаю в ее сознание воспоминания о Валентине, чтобы она сразу узнала ее. Сейчас идет очередной сеанс. Я поставил ей в руку катетер, чтобы не делать все время уколы, и подключил к нему капельницу.

– Это был счастливый день?

Она улыбается:

– Один из самых счастливых дней в моей жизни!

– Твоя семья присутствовала?

Она качает головой, по щеке скатывается слеза.

– Мои родители умерли, когда я была ребенком. У меня не было других родных.

– Но ты помнишь, какое надела ожерелье? Твоя мама как будто была рядом. Представь себе этот жемчуг. И женщину, свою мать, как она дает его тебе. Ты берегла его, перевозила из дома в дом все годы, что прожила в приемных семьях.

– Жемчуг?

– Да. Ты видишь его? Длинная нить прекрасного, переливающегося жемчуга. Ты с такой радостью надела его в день свадьбы.

Она улыбается:

– Да. Мамин жемчуг.

Теперь, снова поглядев на свадебный портрет, на котором я подставил ее лицо с помощью фотошопа, и увидев у себя на шее жемчуг, она поверит, что это ее фотография. В ней пробудится воспоминание о мамином ожерелье.

– Теперь у тебя есть я и Валентина. Ты помнишь, как она родилась?

Ее брови сдвигаются.

– Не могу. Расскажи.

– Ты не вынашивала ее, помнишь? Мы наняли суррогатную мать. Но она родила нашу дочь здесь, в этом доме, с доулой, и ты была первой, кому дали подержать Валентину.

– Я держала ее, – повторяет Эмилия. – Почему я ее не вынашивала?

– Из-за матки. У тебя каждый раз были выкидыши. Но ничего страшного. Мы пошли к специалисту, помнишь?

Она качает головой:

– Не могу вспомнить.

– Сделай глубокий вдох, – велю я. – Мы сели в мой «ягуар» и поехали на прием. Ты нервничала, жевала резинку и все время надувала пузыри. Когда мы встретились с врачом и она озвучила результаты обследований, ты заплакала, а я тебя успокаивал. Ты помнишь кабинет врача?

Она кивает.

– Я хочу, чтобы ты увидела стол, за которым она сидит. Он из темного дерева. На стене фотографии младенцев. Ты сидишь в удобном кресле. Оно бежевое с белым кантом. Ты его видишь?

Она снова кивает.

– Что говорит тебе врач?

Ее голос дрожит.

– Что я неспособна выносить ребенка.

– Верно. Но у тебя все равно может быть свой ребенок, если использовать твою яйцеклетку и мою сперму.

– Валентина – мой ребенок.

– Да, – говорю я успокаивающе.

– Она у твоего отца.

Отлично, Эмилия самостоятельно проводит параллели.

– Когда ты видела ее в последний раз? – мягко спрашиваю я.

– До того как ушла лечиться.

– Правильно. А почему ты ушла?

– У меня была депрессия. Я пыталась убить себя. Я слышала голоса. Но сейчас мне лучше. Я принимаю лекарство по схеме. Когда я перестала его принимать, то разбила машину и искалечила себе лицо.

– Да. Поэтому помни, что сначала Валентина может не узнать тебя. Ты должна дать ей привыкнуть к твоему новому облику.

– Я ее мать, – настойчиво повторяет она.

– Да, ты ее мать.

Смотрю на часы. Мы работаем уже пять часов, на сегодня хватит. Медленно вывожу ее из транса. Когда она открывает глаза, вид у нее изнуренный.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – она медленно садится. – Только устала. Хочу пойти наверх и немного отдохнуть.

– Конечно, милая.

Работать с Эмилией намного труднее, чем с Кассандрой. Тогда мне достаточно было управлять существовавшими воспоминаниями. А для Эмилии я создаю целый набор воспоминаний, да еще и избавляюсь от старых. Лекарства в дополнение к гипнозу помогают, и пока все вроде бы идет как надо.

Она поднимается в спальню и забирается под одеяло. Если не присматриваться, почти веришь, что это и правда Кассандра. Они очень похожи, особенно сейчас: Эмилия стала носить одежду Кассандры и так же причесываться. У Эмилии короче нос, и она на десять лет моложе, поэтому на лице нет морщин. Мне пришлось с помощью фотошопа вставить новую Кассандру во все старые фотографии. Было больно менять настоящую любовь на поддельную, но это единственный выход. Конечно, оригинальный свадебный портрет я сохранил, хорошенько спрятав вместе с другими фотографиями и памятными вещами, которые мне дороги, так что я по-прежнему чувствую ее присутствие.

Я отвез Эмилию за новыми правами, выдумав, что она потеряла старые. Хотя Кассандру в моем сердце она не заменит, я начинаю к ней привязываться. Я леплю из нее мою драгоценную жену, тем самым чтя память Кассандры. Уверен, Кассандра была бы рада знать, что ее в роли мамы не заменил кто-то совсем другой. Это почти что она. И Эмилия будет гораздо счастливее с той историей, которую ей создал я, чем с той, которая выпала ей по воле судьбы. Она больше никогда не вспомнит, что увидела в тот день в родном доме. Больше не будет оплакивать сестру, мать и бабушку. Вместо этого она заживет прекрасной жизнью со мной и дочерью. Все, что ни делается, к лучшему, не так ли?