Ровно в 9.05 прибыл Эдик на серой «шестерке» — мы как раз закончили трапезу и выходили из ресторана. Бойкий паренек с проборчиком, одетый по-спортивному, троекратно облобызал Броньку и даже на меня с усилием глянул, изобразив улыбку.

— Познакомьтесь, это Эдик, мы вместе учились, — представила подруга товарища. «Странно», — подумала я. Товарищ выглядел лет на десять моложе Броньки.

Чему они учились?

— Покатайся с ней по городу, Эдик, — снисходительно разрешила Бронька. — Мы, конечно, понимаем: выходной день, жена, дети, другие женщины, но ты уж напрягись местами. Отбоярочку родным сооруди. А часикам к одиннадцати вечера ко мне подойди, отчитаешься, чайку попьем по старой памяти.

«Хорошо устроилась», — позавидовала я. Знаменитый мюзикл заканчивается в половине одиннадцатого. Почтенный жених доставляет невесту домой, открутиться от него — элементарное дело, на этих гавриках Бронька собаку съела, — а на пороге уже он — молодой, симпатичный… Если я не ошибаюсь, это и есть «брать от жизни все», а не то, что нам внушает надоевший телевизор…

— Слушай, Эдик, — сказала я водителю, едва мы отъехали от «стартовой площадки», — предлагаю для удобства общения перейти на «ты» и общаться без комплексов. Согласен?

— Легко. — Парень поднял в зеркале глаза. У него была открытая, располагающая к общению внешность — хоть здесь мне повезло. — Объясни только, что от меня требуется, а не то с вашим режимом секретности мы таких дров наломаем… Ты бы слышала, какого тумана навела на меня Бронька… Из постели вытряхнула, таинственностей наговорила. А у меня семья, между прочим, имеющая виды на воскресенье.

— Ты кем трудишься? — поинтересовалась я.

— В частной фирме, — уклончиво ответил Эдик. — Назовем это так — поиск и сбор информации. С последующей обработкой и выдачей прогнозов. Но не синоптик.

Ну и Бронька…

— Да ты сущая находка, молодой человек, — обрадовалась я. — Хорошо, Эдик, давай выруливай на мост и слушай…

Постоялов был единственным из подозреваемых, кто жил и трудился на левом берегу Оби. С него мы и начали наш круг почета, любезно оставив Броньке обязанность караулить Марышева с Сургачевой.

— Неплохо ты залетела, — оценил мои сжатые тезисы Эдик, выруливая с Коммунального моста на Горский жилмассив. — А по тебе и не скажешь. Такая незаметная с виду.

— Что ты, я очень заметная. Меня Жорик загримировал, — призналась я. — К нему Бронька с ножом подъехала: делай, говорит, из этой царицы Савской серую мышь. Жорик и перестарался с перепугу.

Эдик посмотрел на меня с каким-то еще не осознанным интересом. Нахмурил красивый лоб. Видно, мысленно снимал с меня чешую.

— На дорогу смотри, — сказала я, — в булочную воткнемся. И поосторожнее: фигуранта менты могут пасти.

Постоялов проживал в модерновом многоступенчатом доме, зажатом с трех сторон типовыми синими свечками. Двор практически пустовал — пронизывающий ветерок как-то не располагал к народным гуляньям. Часы показывали без четверти десять — время в принципе раннее. Объехав собачью «мину», Эдик припарковался за мусоркой с тремя живописными бомжами — отсюда двор просматривался как на картинке. Жильцы почти не высовывались. Но машин стояло много — полный демократический спектр — от серебристого «порше» с непробиваемым водителем до сгорбленного «Запорожца» с отсутствующей задней фарой. Что-то похожее на серый «опель» было зажато у третьего подъезда, но это пока ни о чем не говорило.

— Машина вроде на месте, — пробормотала я.

— Но люди имеют вредное свойство иногда ходить пешком, — закончил Эдик.

— Да, — кивнула я, — некоторые только тем и занимаются, не будем показывать пальцем.

Эдик с удовольствием гоготнул.

— Номер квартиры знаешь?

— Восемьдесят два, — с готовностью откликнулась я. Приятно иметь дело с понимающими людьми.

— Жди. — Эдик вынул из бардачка какую-то плетено-кожаную папочку и полез из машины.

— Осторожнее! — пискнула я.

С непрошибаемо-деловой физиономией мой новый «хранитель» вошел в подъезд, а я на заднем сиденье принялась нервно озираться. Следит ли милиция за Постояловым? По идее, должна — после возмутительной расправы с Розенфельд самое время зашевелиться. Но наберут ли они людей — следить за каждым, да еще в убийстве попутно ковыряться? А на дворе, между прочим, выходной день — не еврейская, конечно, суббота, но для многих русских понятие святое…

Эдик вылетел из подъезда как пробка из бутылки. Но моментально опомнился, сунул папочку под мышку и, насвистывая, направился к машине. По походке его было заметно, что Эдик не прочь рвануть быстрее.

— Ну что, первый блин в коме? — спросила я, когда он упал на место и швырнул папочку на соседнее сиденье.

— Отнюдь, — повернул он ко мне улыбчивую физиономию. — Но у твоего фигуранта такое лицо, словно я его сало съел.

— Объясняй, — затребовала я.

— Ну поднялся я, позвонил, а он сразу открывает — уже под дверью стоял, ботинки зашнуровывал. Так и так, говорю, собираем подписи за строительство в вашем дворе ультрасовременного овощехранилища с дополнительными холодильными установками, не желаете ли поучаствовать?

— А он?

— Ну конкретно не послал, но был недалеко от этого. До свидания, говорит, молодой человек, недосуг мне. Полагаю, сейчас он выйдет.

Я почувствовала, что начинаю сползать под сиденье.

— Слушай… — зашептала я. — А если бы он согласился… ну это, подписать?

— И подписал бы, — невозмутимо кивнул Эдик, — как миленький. У меня разных бланков и чистых листочков с автографами — полная папка. Уж нашел бы ему соответствующий… Ага, вот и мы. Выплываем, деловые. Пригнись-ка, Лида.

Я уже давно пригнулась. Вернее, сползла. В этот момент копошащимся у мусорки бомжам надоело лицезреть в непосредственной близости от своего «места работы» опрятненькую (не смотри, что отечественную) машину. Существо в скорбных лохмотьях оторвалось от контейнера и поплелось в нашу сторону. Из полусползшего положения я видела только голову, обернутую в какое-то доисторическое кашне.

Существо покорябало в окошко — робенько так.

— О мать моя… — процедил Эдик, приспуская окно на полсантиметра.

— Скажите, вы люди? — ошарашило вопросом существо.

Эдик даже растерялся. Помолчал, выбирая достойный ответ. Ничего не придумал.

— Ну люди, — признался как-то без уверенности.

— Дайте десять копеек…

Эдик расхохотался. Выцепив из куртки десятку, просунул в щель — как карту в прорезь банкомата.

— Пошел, пошел отсюда… Как тебе, Лида, этот заезд? Интересная постановка вопроса, согласись.

Заурчал мотор. Заработать мог только серый «опель» Постоялова — других автолюбителей до своего «сползания» я не наблюдала. Прошуршали шины по асфальту — я максимально сплющилась, но разглядела обтекаемую серую крышу. «А чего я шифруюсь? — вдруг пришла в голову занятная мысль. — Разве можно узнать Косичкину после Жорикова колдовства?»