объявила, что "Банкиры здесь рады новостям о революции", и процитировала нескольких "видных" (но анонимных) финансистов о том, что перемены в Петрограде не предвещают ничего, кроме хорошего для американского бизнеса и, конечно же, для русских. В статье также упоминалось, что некоторые американские финансовые круги недавно предоставили "крупные частные займы российским банкам для облегчения коммерческих кредитов".[600] Эти "частные" займы, возможно, на сумму до 100 млн. долларов, были полностью отделены от государственных, которые были предоставлены "National City" и "Guaranty Trust". Другими словами, люди в Нью-Йорке незаметно перекачивали миллионы в Россию за месяцы и недели, предшествовавшие революции. Просто ещё одно любопытное совпадение. В другой статье утверждалось, что новости о революции "ни в коем случае не были нежелательными в более важных банковских кругах", и мнение там было почти единодушно положительным.[601]

Ещё одна подробность, одна из тех, которые могут что-то значить, а могут и не значить, заключается в том, что 15 марта Пол Варбург внезапно появился в Нью-Йорке в доме своего брата Феликса. Находясь в городе, он большую часть дня проводил на собраниях в офисе Федеральной резервной системы на Бродвее, 120. Газеты сообщали: "Было сказано, что его звонок в банк не имел особого значения".[602]

Основная пресса почти повсеместно приветствовала падение царя. Корреспондент лондонской газеты "Daily Chronicle" в Петрограде Гарольд Уильямс задал тон в широко разрекламированной статье, которая изобиловала такими фразами, как "высочайший патриотизм", "непоколебимая чистота преданности" и "благородство" в описании Милюкова, Керенского и остальных.[603] Признанный социалист и давний друг Милюкова, Уильямс не был в точности беспристрастным наблюдателем. Джейкоб Шифф, в то время отдыхавший на горячих источниках в Аппалачах, телеграфировал о своей "радости" по поводу того, что "великий и добрый народ наконец-то освободился от многовекового самодержавного гнёта".[604]

Нигде не было такого волнения, как в Нижнем Ист-Сайде. "Новый мир" Троцкого начал действовать, немедленно назвав Временное правительство буржуазным изобретением и предсказав, что революция скоро отбросит его в сторону. Известие о революции вызвало массовые митинги по всему городу. 20 марта по меньшей мере 10 тыс. евреев, в основном социалистов того или иного толка, собрались в Мэдисон-сквер-Гарден, чтобы послушать таких ораторов, как Людвиг Лор и Элджернон Ли.[605] Последнему показалось странным, что "капиталистические газеты, поддерживающие Уолл-стрит", называют русскую революцию "великолепной". В тот же вечер на окраине города, в казино "Harlem River", Троцкий обратился с речью к небольшой толпе из 2 тыс. "русских социалистов".[606] Они проголосовали за отправку делегатов в Россию, и Троцкий был одним из них. 23 марта в Карнеги-холле состоялось очередное многотысячное собрание, организованное "Друзьями русской свободы".[607] Именно здесь Джордж Кеннан рассказал, как "Друзья", финансируемые Джейкобом Шиффом, распространяли "евангелие русских революционеров" и "сеяли семена свободы" в 1905 году. Президент ОДРС Герберт Парсонс зачитал послание Шиффа, в котором он приветствовал "реальную награду за то, на что мы надеялись и к чему стремились все эти долгие годы".

Прерванное путешествие

Чарльз Крейн метался по Вашингтону, встречаясь с президентом, полковником Дж. Хаусом, в Госдепартаменте и с другими. Он решил, что должен сам увидеть, что происходит в России. Чтобы сопровождать его, он сначала нанял Уильяма Дж. Шепарда, ветерана войны, корреспондента "New York Evening Post" и синдиката "United Press". 22 марта он обратился к социалисту Линкольну Стеффенсу, который уже работал в каком-то качестве в Государственном департаменте. За три дня до этого Стеффенс планировал отправиться в Мексику. Стеффенс был нужен Крейну из-за его радикальных взглядов и связей. Крейн, как объяснил Стеффенс сестре, "знает всех, кто сейчас находится у власти [в России], и особенно Милюкова, главу нового правительства".[608] У последнего, по словам Крейна, "есть экономические идеи".

Стеффенс счёл это "слишком прекрасной возможностью, чтобы её упустить", и 4 дня спустя он снова написал сестре из своей каюты в "Кристианиафьорде".[609] Крейн, писал он, "знает всех" и "все великие радикалы пользовались его помощью". "Он (и я вместе с ним), — продолжал Стеффенс, — войдут во внутренние круги нового правительства и новой радикальной партии. И все согласны, — добавил он, — что революция находится только в своей первой фазе, то есть должна расти. Чарльз Крейн и русские радикалы на корабле думают, что в России мы увидим ещё одну революцию". Обратите внимание, что это очень близко к заявлению Троцкого о том, что нынешняя ситуация времена и что революции нужны люди, "чтобы продвигать демократизацию России". С чего бы Крейну верить во что-то подобное? Почему так много людей, казалось, были настроены на одну и ту же таинственную волну? Стеффенс также подхватил слухи о том, что "русские революционеры планируют способствовать [курсив его] революции в Германии".

Вполне вероятно, что присутствие Крейна и Троцкого на одном лайнере было подлинным совпадением; "Кристианиафьорд" был единственным кораблём, направившимся в нужный порт при первой возможности. Однако Крейн был полностью осведомлён о том, что Троцкий был на борту, и, несомненно, верно обратное. Крейн был свидетелем грандиозных проводов Троцкого на пирсе, сопровождавшихся оркестром и намокшими от дождя красными флагами, и наблюдал за его снятием с корабля несколько дней спустя.[610] На борту Крейн держался на почтительном расстоянии от возвращавшихся домой революционеров, которых, по его оценкам, было около двадцати, но он отметил, что Стеффенс "выслушал от них много историй".[611] Другими словами, Стеффенс делал свою работу. Крейн послушно доложил обо всём сыну в Госдепартамент.[612] Однако чикагский магнат был немного обеспокоен тем, что Стеффенс и Шепард слишком подружились с радикалами.[613]

Троцкий и его семья поднялись на борт "Кристианиафьорда" вечером 26 марта. Пятеро других русских, в первую очередь Григорий Чудновский, были названы его "компаньонами", но Троцкий купил 17 билетов, один из них – в первый класс.[614] Троцкий плюс семья и товарищи составляли 9 человек. Для кого предназначались остальные 8 билетов? А кто получил единственный билет в первый класс? Троцкий и его товарищи все ехали вторым классом. Один из претендентов — "Роберт Животовский", ещё один племянник полковника Абрама и двоюродный брат Троцкого.[615] Какое совпадение, что он оказался на борту! Что он делал в Нью-Йорке?

Были и другие интересные пассажиры. Одним из них был вернувшийся радикал Исраэль Фондаминский, обвиненный Троцким в том, что помогал англичанам "собирать информацию" о нём.[616] Самым интересным, однако, был российский дипломат / армейский офицер Андрей Колпашников. В Нью-Йорк