мелью и двумя другими английскими кораблями и что все попытки, предпринимавшиеся им в течение двух с половиной часов, оказались бесплодными, старался уйти на нашу, наветренную сторону. Это ему не удалось, ибо мы стали бортом к нему, нок-рея к нок-рее. Когда мы оказались так близко друг от друга, я приказал дать из мушкетов залп по баку «Гемпшира», где скопилось много матросов, вызывавших нас идти на абордаж. Англичане немедленно ответили на наш залп картечью, которой разорвало на куски почти всю нашу оснастку и ранило много людей. Когда они проходили вдоль нашего корабля, наши батареи дали залп, который был так хорошо нацелен, что оказался весьма действенным. Едва мы успели разойтись, как «Гемпшир» тут же пошел ко дну. «Деринг», стоявший близко около нас, дал бортовой залп. Однако исход боя оказался катастрофическим для англичан: «Гудзонс-Бей» спустил флаг, а «Деринг» обратился в бегство.

У нас было 14 раненых после двух последних бортовых залпов «Гемпшира» по нижней батарее. На нашем корабле было семь пробоин ниже ватерлинии, куда хлынула вода, не говоря уже о том, что несколько выстрелов насквозь пробили борта «Пеликана». Англичане обрушили на нас столь сильный огонь из мушкетов и столько картечи, когда стреляли в корабль с расстояния пистолетного выстрела, что в нашей бизань-мачте со всех сторон густо засели мушкетные пули на высоте до 10–12 футов. Если бы я не следил за своими людьми, на баке не осталось бы в живых и четырех человек. Сам я отделался дешево: только одежда превратилась в лохмотья да шляпу пробила пуля. В самом деле, я чувствовал себя не хуже, чем в тот момент, когда г-н Ибервиль предложил мне записаться в экспедицию, и сохранял полное хладнокровие после боя, только теперь меня можно было принять за черного мавра, так потемнело мое лицо от пороха. Думаю, что англичане приняли меня за какого-то гвинейского князя, ибо слышал, как один из них кричал: «Стреляйте в этого чернокожего щеголя из Гвинеи!».

Мы начали преследование «Деринга» и настигли бы его, если бы за три дня до того наша грот-рея не переломилась надвое во время шквала. Опасаясь, что наш трофей — «Гудзонс-Бей», находившийся в одном лье от нас, — может уйти в устье реки, на которой стоит Форт-Нельсон, мы приблизились к нему и, сняв команду с трофейного судна, пошли к «Гемпширу», чтобы спасти его матросов. Но этот корабль сел на мель в том месте, где противник ранее хотел навязать нам бой. Между тем погода резко ухудшилась, и нам не удалось спустить лодку. Мы стали на якорь около «Гемпшира», испытывая глубокое сожаление, что не в состоянии оказать помощь людям, попавшим в столь опасное положение.

Ветер, дувший с востока-северо-востока, все крепчал. Поднялось сильнейшее волнение, непрерывно сносившее нас к берегу. Так продолжалось до следующего дня, когда часам к 9—10 утра наш руль пару раз ударился о дно. В полдень нам пришлось перерезать канат, чтобы поднять паруса, и до четырех часов мы дрейфовали, взяв курс фордевинд. Жгучий мороз, снег и лед, намерзший на такелаже, были серьезным препятствием для маневрирования. Раз мы не могли подойти к берегу, пришлось стать на якорь у глубины 9 саженей. Наши якоря продержались до девяти вечера, когда вдруг главный не выдержал. Трудно передать Вам, в каком жалком состоянии находилась команда. Некоторые люди страдали от морской болезни. Даже самые сильные духом приходили в отчаяние. Наступила ночь, и к страху перед смертью добавился ужас от кромешной тьмы. Качка и волнение не замедлили сказаться на людях, находившихся в столь подавленном настроении, и, когда начала распространяться паника, мы не смогли успокоить их.

Корабль пошел против ветра и снова стал на якорь, но тут лопнул стоп-анкер. Поскольку оставшийся маленький якорь не смог бы нас удержать, пришлось перерезать трос и снова лечь в дрейф. Волной снесло кормовой камбуз и разбило стол и скамьи в кубрике. В 10 часов вечера унесло руль, и мы считали, что настал конец. Прилив посадил наш дрейфовавший корабль на мель. От всех этих мытарств волосы встали дыбом даже у самых беспечных людей. И вот около полуночи образовалась трещина посередине киля и хлынувшая вода поднялась выше твиндека. Мы провели ночь в таком жалком состоянии, а на рассвете обнаружили, что находимся в двух лье от суши.

Попав в столь тяжелое положение, мы не теряли надежды спастись. Г-н Ибервиль, проявляя такую предусмотрительность, какая была возможна при подобной катастрофе, всемерно старался спасти команду. Он просил меня спустить шлюпку на воду и выяснить, нельзя ли высадиться на берег в сколько-нибудь безопасном месте.

Итак, 8 сентября, в день рождества богородицы, я сел в шлюпку с несколькими канадцами. Мы спрыгнули в море в таком месте, где вода была нам по плечи, положив на голову мушкеты, пороховые роги и пули, после чего я отправил шлюпку обратно. Тем временем на судне строили плоты и паромы для спасения раненых. Мы же постарались как можно скорее выбраться из нестерпимо холодной воды.

Несмотря на мое крепкое здоровье и душевную бодрость, я испытывал жестокие страдания и, истощенный до предела, мечтал найти место, где можно было бы отдохнуть. Вдруг я почувствовал, что изнываю от голода, и в отчаянии начал есть плававшие по морю водоросли.

Пройдя по воде более одного лье, мы подошли к снежной банке толщиной около двух футов, под которой был ил. То был тяжелый переход, и он стоил жизни 18 солдатам, погибшим от холода. Сам я тоже погиб бы, если бы вовремя не подоспели канадцы, которые нашли меня в снегу.

На следующий день мы пересекли болото, не проходимое для лошадей, а затем разбили лагерь, который назвали «Аванпостом». Я забыл упомянуть о том, что «Гудзонс-Бей» постигла та же судьба и он затонул на восемь лье южнее[72].

Тем временем «Пальмье», «Весп» и «Профон» подошли к устью реки. Первый потерял руль, находясь в 40 лье к западу от устья, и эти 40 лье им управляли посредством весел и утлегарей.

Около 11 часов утра г-н Ибервиль, захватив с собой нескольких человек, отправился на разведку к Форт-Нельсону. Нам не удалось бы это осуществить, не навлекая на себя мушкетного огня англичан, и они обстреляли бы нас картечью, если бы мы не шли колонной по узким тропам. Мы шли в укрытии почти до самого форта. Там