Ибервиль вызвал Мартиньи и приказал ему пойти в форт и потребовать выдачи двух ирокезов и двух французов, которые, по его сведениям, там находились. В прошлом году они пытались убежать, но англичане их настигли и отбили у канадцев.

Когда Мартиньи подошел с белым флагом к воротам, губернатор велел завязать ему глаза и так повел в форт. Там был созван военный совет, на котором приняли решение при сложившихся обстоятельствах не выдавать четырех пленников. Часть команды «Гудзонс-Бея» укрылась в форту после гибели корабля, и это усилило гарнизон.

В тот же вечер мы установили мортирную батарею в лесу в 200 шагах от форта, скрывая от противника свои действия. Когда площадка была почти закончена, в крепости услышали два-три удара кувалдой, вслед за которыми по нашим людям было сделано три пушечных выстрела. Один из них едва не стоил жизни г-ну Ибервилю.

В ночь с 11 на 12 сентября мы закололи нескольких англичан, рыскавших вокруг, чтобы провести в форт моряков с «Гудзонс-Бея», которые постепенно сюда подходили. В этой стычке был убит клерк «Компании Гудзонова залива».

Мы начали бомбардировку форта 12 числа в 10 часов утра. Убедившись, что третий снаряд упал у самого форта, Сериньи отправился к губернатору, чтобы предложить тому сдаться. Но губернатор ответил, что не желает, чтобы ему перерезали горло, и предпочитает сожжение форта сдаче. Он признался, что нет никакой надежды получить помощь из Англии, и заявил, что если будет вынужден сдаться, то лишь в силу несчастливо сложившихся обстоятельств[73].

Мы возобновили бомбардировку между одним и двумя часами дня. Англичане непрерывно обстреливали нас из пушки и двух мортир. Защитники форта были меткими артиллеристами. Им приходилось определять, где мы находимся, только по взрывам бомб, ибо наша батарея была скрыта за густой рощей. Деревья мешали противнику точно установить наши позиции. Это не помешало двум английским ядрам удариться о бруствер, а третьему осыпать нас землей.

В четыре часа Сериньи еще раз отправился к англичанам и предупредил губернатора, что делает это в последний раз, ибо мы решили начать общий штурм, и любые предложения, которые будут сделаны после этого, не станут нами приниматься. Мы окружим форт и штурмовыми топорами разрушим палисады и бастионы. Сериньи пригрозил также, что, когда мы начнем штурмовать форт с оружием в руках, у англичан не будет шансов спастись бегством. Он заверил губернатора, что, хотя в это время года наши корабли не смогут здесь задерживаться более чем на 10–12 дней, мы оставим достаточные силы для захвата форта зимой.

Английский губернатор ответил Сериньи, что он не властен распоряжаться только по своему усмотрению и даст ответ на закате. Тем временем мы на юго-юго-западной стороне не прекращали установку второй батареи, которая могла бы причинить большой урон англичанам, но в шесть часов губернатор прислал к нам протестантского пастора Морисона с согласием на капитуляцию. Он просил только оставить ему все бобровые шкурки, принадлежавшие «Компании Гудзонова залива».

Я хотел предложить свои услуги в качестве переводчика, но вскоре убедился, что понапрасну трачу свои знания латыни на этого пастора, который вряд ли мог бы просклонять слово Musa. Меня это не удивило, ибо среди шотландских пасторов мало людей, знающих латынь.

Англичане оговаривали слишком выгодные для себя условия, учитывая, что они находились в нашей власти, тем более что мягкосердечное обращение с ними объяснялось лишь присущим французам великодушием. Итак, мы отклонили требования противника.

Защитники форта созвали военный совет, и в восемь часов вечера губернатор направил к нам королевского лейтенанта Генри Келси и своего заместителя с письмом, в котором просил оставить ему две мортиры и четыре пятифутовые пушки, присланные в прошлом году из Англии. Мы отказали и в этой просьбе. Наконец на следующий день, 13 числа, губернатор направил нам трех заложников, поручив им сообщить, что сдаст форт и просит разрешения эвакуировать его в час дня.

Во главе гарнизона и части команды с «Гудзонс-Бея» губернатор оставил форт через час, уходя под барабанный бой с заряженными мушкетами, зажженными фитилями, развевающимися знаменами, оружием и пожитками (англичане поспешно спустили знамена после третьего выпущенного по ним снаряда, убедившись, что мы используем их как мишень для наводки).

Пушнину, находившуюся в форте, я распорядился перенести на сторожевое судно «Компании Гудзонова залива» «Албимарл», также захваченное нами. Однако наши лоцманы плохо знали реку, и это судно, наскочив на небольшую скалу, получило пробоину. Среди людей, находившихся на борту — как французов, так и англичан, — началась паника. Барк наполнялся водой. Люди пытались его облегчить, бросая за борт ящики и тюки. Стояла кромешная тьма. Некоторые бросились в воду, другие, пытаясь найти спасение на берегу, завязли в грязи.

Мы отбыли из Форт-Нельсона 24 сентября 1697 года. В это время начинается ледостав на реках, а на море образуется лед или поднимаются штормовые ветры.

Мы отплыли с юго-юго-западным ветром в час дня. «Профон», куда перевели команду с затонувшего «Пеликана», а также людей с «Гудзонс-Бея» и из гарнизона форта, час спустя сел на мель на северной стороне. Но оставался еще один час прилива, и мы, снявшись с мели, продолжали идти своим курсом. Если бы нам не удалось этого сделать, пришлось бы перевести часть из находившихся на нашем борту 300 человек на «Весп», избежавший постигших нас несчастий, а остальных отослать обратно в форт. В этом случае всем нам пришлось бы голодать, ибо на «Веспе» запасы провианта были рассчитаны только на его команду, а в форте — только на оставленный там гарнизон.

Назавтра поднялся сильнейший ветер. Холод усилился, так как мы шли на север. Дни стали совсем короткими. Солнца мы не видели и не могли взять высоту. Начался шторм. Мы шли вперед, не зная точно, где находимся, а ведь нам предстояло еще войти в Гудзонов пролив. Как это сделать, стало для нас камнем преткновения, ибо мы оказались запертыми в заливе, северный берег которого был нам совсем неизвестен. Мы блуждали в этих опасных водах.

Постоянная возня со снастями вконец измотала наших моряков. Жалкое состояние, в которое мы попали из-за нехватки белья и одежды после кораблекрушения, привело к вспышке цинги. Мне совестно докладывать Вам, но нас до такой степени донимали паразиты, что некоторые из цинготных больных, потерявших способность двигаться, буквально погибали от этой чумы.