котором он жил при своем предшественнике. Тот относился к нему не так, как это надлежит дяде по отношению к сыну брата. Ас-Сули утешал его примером пророка, которому также пришлось многое выстрадать от своего дяди Абу Лахаба, так что Аллах даже ниспослал об этом суру. «В ту ночь мы просидели у него три часа; мы пили, а он не пил, ибо он совершенно отказался от вина»[1060]. «Сотрапезники», сидевшие во время этого первого собрания справа и слева, составляли каждый дежурную смену, которой в обычные вечера надлежало являться поочередно[1061]. Ас-Сули особо превозносит ар-Ради за то, что позднее, когда он и сам стал пить вино, он всегда приглашал нескольких человек, в то время как предшествующие халифы предавались питью только вдвоем и попеременно приглашали для этого своих сотрапезников одного за другим[1062]. Перед гостями ставились кубки, полные вина, и чаши с водой, так что каждый, как дома, мог сам брать что ему угодно, в то время как раньше вином потчевали кравчие. Ас-Сули рассказывает также и о состязаниях в питье вина, причем победитель показывал халифу опорожненный кубок. В конце концов халифу это надоело, и он сравнил эти кубки с сосудами для мочи, которые показывают врачу[1063].

Некоторые государи, как рассказывают, устанавливали особый знак, по которому их друзья узнавали, что они желают прекратить беседу. Йездигерд, например, говорил: «Вот и ночь минула», Шапур — «Хватит, о человек!», ‘Омар — «Настало время молитвы!», ‘Абд ал-Малик — «Если вам угодно!», ар-Рашид — «Субхан Аллах!», а ал-Васик поглаживал виски[1064].

Содержание двора поглощало огромные суммы. Для кухни и пекарен ежемесячно отпускалось 10 тыс. динаров. На один только мускус кухня халифа ежемесячно записывала около 300 динаров, несмотря на то, что халиф терпеть не мог его присутствия в пище, в крайнем случае совсем немного в печенье[1065]. К этому еще 120 динаров в месяц на водоносов, 200 динаров на свечи и ламповое масло, 30 динаров на лекарства для дворцовой аптеки, 3 тыс. динаров на благовония и бани, на содержание кладовых с одеждой, оружием, шорными изделиями и коврами[1066]. Передают, что в гареме ал-Хумаравайхи довольствие было настолько обильным, что повара даже продавали кое-что на сторону. «Тот, к кому приходил гость, шел к воротам гарема и мог там дешево купить самую изысканную пищу, какую нигде не готовили так хорошо»[1067]. Когда халиф ал-Кахир собрался всерьез экономить, он приказал, чтобы ему самому к столу подавали фруктов только на один динар — а до этого на фрукты ежедневно расходовалось 30 динаров — и только двенадцать перемен, и вместо 30 сладких блюд лишь столько, сколько ему было потребно[1068]. В то время уже наступили более скудные времена. В 325/937 г. число камергеров было уменьшено с 500 до 60[1069]. В 334/945 г. Му‘изз ад-Даула отобрал у халифа все финансовые дела и посадил его на дневное довольствие в 2 тыс. дирхемов[1070], иными словами, больше чем наполовину меньше того, что ему требовалось до тех пор[1071]. А два года спустя он вместо содержания выделил халифу поместья (главным образом близ Басры), которые вместе с принадлежавшими ему лично приносили около 200 тыс. динаров дохода ежегодно. Однако с годами эти доходы снизились до 50 тыс. в год[1072]. Ко всему этому с 334/945 г. появился обычай при смерти или смещении халифа грабить дворец, пока в нем ничего не оставалось[1073]. В 381/991 г. при смещении ат-Та’и‘ народ впервые по всем правилам штурмовал дворец, да так, что был сорван мрамор, свинец, облицовка из тикового дерева, были выломаны двери и оконные решетки (шабабик)[1074]. Подобную же вольность, как известно, позволял себе римский народ при смерти папы. Это примечательная аналогия, ибо как раз в то время халиф все более становился папой, т.е. главой всей мусульманской церкви. Разрядка ситуации, вызванная крушением последних остатков вавилонского церковного государства, необычайно увеличила его духовное значение как духовного главы. Когда в 423/1032 г. султан вместе с тремя придворными въехал на корабле в парк при дворце халифа и, расположившись под деревом, угощался вином, велев флейтисту играть ему, и об этом узнал халиф, то он послал двух кади и двух камергеров и велел указать ему, что вино и игра на флейте неприличны в этом месте. И султан извинился[1075]. По сравнению с императором Византии, которого приветствовали в цирке как второго Давида, как второго апостола Павла, которого прославляли как верховного священнослужителя, день которого, как об этом свидетельствует книга «De Caerimoniis»[1076], проходил среди церквей, алтарей и икон,— по сравнению с ним халиф, даже в эти более поздние времена, производит впечатление очень простое и отнюдь не церковное.

10. Знать

Арабы говорили: аш-шараф насаб — «благородство заложено в крови». Знатный человек должен был прежде всего быть отважным и великодушным. Благоразумие считалось для знатного ненужным — «знатный должен быть умен, но разыгрывать из себя человека неосмотрительного»[1077]. Голова у него должна быть большая[1078], ибо хитрец, например писарь, должен иметь маленькую[1079]. Спереди над лбом у знатного должны быть густые волосы, нос должен выдаваться, губы должны быть полными[1080], а лицо — не круглым, грудь и плечи широкими, предплечья и пальцы рук длинными[1081]. Признаком отсутствия знатности является фатовство в одежде и жеманство в походке. Говорили: «Сайид повязывает чалму так, как ему к лицу»[1082]. Передают, что во времена Аббасидов один придворный разделил людей на четыре класса:

«1) цари (мулук), которых их права поставили первыми;

2) везиры, которые отличаются смышленостью и разумом;

3) высокопоставленные (‘илйа), которых возвысило богатство (йасар);

4) среднее сословие (аусат), которые приравнены к ним благодаря полученному образованию (та’аддуб).

Весь же прочий люд — грязная пена, заболоченный ручей и низкие твари. Каждый думает лишь о еде и сне»[1083].

Значит, знатным в те времена делали деньги и политические успехи — две крайне вульгарные вещи. Пренебрежение к крови, а особенно к крови матери, заходило так далеко, что все халифы III/IX и IV/X веков были сыновьями тюркских или греческих рабынь, а в начале III/IX в. на халифский престол даже чуть было не взошел чернокожий[1084]. И все же ислам создал